Как понять, что такое душа? В разные эпохи философы, поэты и богословы пытались дать ответ на этот вопрос. Игорь Лужецкий — историк-медиевист, автор книги «Великие сожженные» и блога «Специально огороженный» — продолжает раскрывать тайны прошлого и исследовать этот феномен не только в книгах, но и в лекциях.
В следующем году в МИФе выйдет новая книга Игоря — «Смерть в Средневековье». А уже сейчас можно записаться на его лекторий «Мифы о душе». Передаем слово Игорю.
***
…начнем очень издалека. От времен Гомера и Гесиода. Почему? Потому что Амвросий — человек греко-римской культуры. И его христианство легло на ее базу. По этой причине нам предельно важно понимать, что греки мыслили под душой.
Начинается все красиво. Душа — Психея (да-да, та самая вечная возлюбленная Эроса). Мы с вами часто видели их союз, изображенный на классических полотнах, высеченный из мрамора и отлитый в бронзе. Он — прекрасный как бог (а он и есть бог), она — невероятно легка и воздушна. И все пасторально и идиллически настолько, насколько это вообще возможно. Но этот сюжет совсем непрост и, смею полагать, привлекал художников не только красотой юных тел.
Эрос — бог с крайне непроясненной биографией. Каждый из тех, кто излагал миф о нем, писал в графе «родители» разное. Акусилай писал, что его родили Эреб (Мрак) и Никта (Ночная Тьма). А были те, кто считал Эреба его родным братом, а вовсе не отцом. Сапфо же считала, что его родила Афродита от Урана. Симонид с ней соглашался, но лишь наполовину: отцом Эроса он считал Ареса. И это далеко не все версии: в орфической традиции считалось, что Эрос родился из яйца, которое сотворил Хронос. Но мне ближе всего изложение Гесиода. Оный муж полагал, что Эроса вообще никто никогда не рождал. Но сам Эрос является, наравне с Тартаром, Хаосом и Геей, одной из четырех космогонических потенций. То есть этот мир рожден при его непосредственной помощи. Этот вариант мифа мне нравится по той причине, что боги и титаны именно рождают этот мир, а не делают его руками и не приказывают ему явиться и быть. А раз они рождают, значит, должен быть некто, кто их на то подвиг.
Так вот, Эрос влюбляется в Психею, крадет ее, селит в своем восхитительном дворце, но остается для нее невидимым. И все у них замечательно и обоюдно, кроме одного — она не видит своего возлюбленного. И Психея, одолеваемая любопытством, однажды идет рассмотреть своего спящего похитителя. Берет свечу и крадется к его ложу. И случайно капает на него горячим маслом, пролившимся из светильника, чем причиняет Эросу нешуточные страдания, которые мучают его еще достаточно долго.
И вот это важный, на мой взгляд, момент. Казалось бы, есть душа и что в ней силы, чтобы задеть самого Эрота. Но ей удается, пусть и случайно, причинить боль тому, кто сам бог и даже (по Гесиоду) больше, чем просто бог. Это приводит нас к мысли, что душа есть нечто сильное, хоть и не сознающее своей мощи или не умеющая ей пользоваться. Красиво и другое: душа не видит предмета своего стремления. И третье не менее красиво: в конце концов, наши влюбленные вступят в законный брак, и смертная Психея станет бессмертной, что очень важно для нашей истории.
Гомер
Перейдем к Гомеру. Он считал, что душа не существует до момента смерти, до ее отделения от тела. Именно в смерти проявляется бессмертная душа. То единственное в человеке, что не умирает. Хотя тут спорно, ибо не умирает, по Гомеру, еще и разум, но неясно можно ли считать его частью души или он самостоятелен.
В книге современного норвежского философа Оле Мартина Хёйстада «История души» Эта мысль развивается интереснейшим образом. Хёйстад замечает, что душа нужна не только для смерти, то есть, фигурирует не только в момент умирания, но и в любой момент разделения души и тела. Этими моментами он называет моменты религиозного экстаза, пророческого откровения или сложного морального выбора. А нам важно отметить, что в рамках эллинистической культуры все вышеперечисленное обозначается одним словом — «кризис». Слово это имеет еще одно значение: «суд». Можно сказать, резюмируя мысль Хёйстада, что душа не проявляется вне точки кризиса, вне точки суда.
Второй вехой в понимании души в произведениях Гомера будет личность Одиссея. Как мы помним, царь Итаки отправится под стены Трои, откуда будет возвращаться домой долгие годы. И его возвращение можно трактовать, как историю странствий души. Так, к примеру, поступает прекраснейший знаток темы, писатель, богослов и церковный иерарх, кардинал Джанфранко Равази. И это странствие, это возвращение он трактует как «образумливание», опираясь на то, что слова nostos (возвращение) и noos (разум) в греческом языке имеют один и тот же корень.
И он рисует пред нашим мысленным взором следующую картину: Одиссей, возвращаясь на родную Итаку, претерпевает череду кризисов, в которых проявляется его, Одиссея, душа. Он может натворить глупостей, поддавшись своим страстям, и тогда он погибнет. Но может проявить самообладание, удержать воздушную и легкую душу от первого порыва и тем ее образумить.
Заметим и то, что речь еще не идет о христианском спасении души, но о сохранении ее.
Гераклит
Чтобы понять, что именно в душе нужно сохранить, нам нужно оставить Гомера и уделить минуту внимания Гераклиту. Этот философ считал, что Психе (душа) принадлежит Эфиру и божественному огню. Она глубока, и ее границы столь трудно отыскать, что ее можно считать безграничной. Изначально душа рождается из воды, она влажна, холодна и глупа. Но голос разума и божественный Логос зажигают ее, и она становится сухой и горячей, такой, какой ей и должно быть.
Именно божественный огонь, столь ярко возгорающийся в моменты кризисов для эллинов, и важно удержать и сохранить, ибо он имеет божественную природу. И по этой причине он нуждается в особой заботе и разумном с собой обращении.
Драгоценность, требующая времени. А раз она такова, то ее нужно суметь проявить и сберечь. И в этом вопросе эллины были подлинными гениями.
Сократ
Первым и самым ярким текстом, повествующем о заботе о душе является «Первый Алкивиад» — первый диалог Сократа со своим учеником Алкивиадом. Уже одному этому тексту можно посвятить книгу, которая будет лежать на стыке психологии, педагогики, философии и религии — полидисциплинарный шедевр. Увы, не он является сегодня предметом нашего интереса. Могу лишь адресовать вас к трудам Владимира Соловьева и Мишеля Фуко, которые уделили ему должное внимание.
Если говорить коротко, то Сократ, используя метод майевтики (метод задавания вопросов таким образом, что собеседник сам приходит к искомому ответу) Сократ приводит юного ученика к мысли о том, что подлинная забота о себе — не забота об имуществе или о теле, но забота именно о душе, которая проявляется в кризисном повелении Аполлона, гласящем: «Познай себя». И в этом кризисе проявляется душа — и как результат познания и как предмет заботы.
Требование познать себя, к которому человек отнесся серьезно, не может не вызвать нешуточной внутренней работы и такого же сопротивления. И сопротивления самого человека, ибо ему в целом неплохо жилось, и сопротивления людей вокруг, которые обязательно не поймут. Ибо, по Гераклиту, у большинства людей мокрые души, которые не слышат слов оракула в Дельфах, того самого, который призывает заботиться о себе. И люди эти впадают в ярость, когда слышат голос Логоса. И что с этим делать? Платон полагает, что подлинная забота о себе, о своей душе — исключительно элитарная практика. Она для тех, кто может себе позволить общаться лишь с такими же людьми, предаваясь атлетике тела и аскезе духа. Демокрит избирает одиночество, говоря, что и один для него тысяча, если он наилучший. Свое слово здесь скажут и стремившиеся пробудить всех киники, бывшие бичом античных нравов, и стоики, и эпикурейцы.
Но некоего единого и сильного ответа не предложит ни одна из философских школ.
Христианство
И вот в эту интеллектуальную картину эпохи, которую мы написали очень крупными мазками, входит христианство. Да, Гомеру, Гесиоду и Платону стоило бы посвятить тома, но мы успокоим свою совесть тем, что люди лучшие, чем мы, уже это сделали. Наша же задача описать то представление о душе, которое могло сформироваться у святого Амвросия благодаря его классическому образованию. И на какой бэкграунд легли его христианские представления.
У нас могут спросить, почему мы не остановились лишь на представлениях поздней Античности и не сказали больше о Платоне и Аристотеле, а разворачивали свое повествование от Гомера. Дело в особенностях образования той эпохи: не было одного правильного и неоспоримого ответа на вопрос из учебника. Как и самого учебника. Были поэтические произведения разных авторов и трактаты различных философов, с которыми человек знакомился на протяжении своего образования.
Итак, христианство. Христианская традиция, еще со времен Ветхого Завета утверждает единство человека во всей его полноте, то есть и души, и тела, и духа, и сердца. В первой главе Книги Бытия мы читаем: «И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину создал их». Обратим внимание, что здесь нет отдельного описания сотворения тела и отдельного описания вдыхания души, которые есть у эллинов. Человек создан цельно. И это важно, так как это серьезно отличает библейскую концепцию от того, что нам поведали афиняне.
Nefesh и ruah
Но хоть человек и создан цельно и все в нем хорошо, иудеи видели в нем разные части. Интересующая нас душа обозначена разными словами. Она и nefesh — душа, в совокупности всех ее проявлений и ruah — дух. Но, давайте рассмотрим эти слова немного подробнее.
Nefesh, по меткому замечанию Хёйстада, — само дыхание жизни, ибо это слово означает и горло, и гортань, места сосредоточения дыхания и артерий — места очень важные и очень хрупкие, которые являются вместилищем голоса, как способности заявить о себе, своих мыслях и желаниях. Желание и вожделение — еще два значения слова nefesh.
Очень важно для миропонимания древнего иудея осознать семантическую близость горла и души. Великий Давид в пятнадцатом псалме пишет так: «Возрадовалось сердце мое и возвеселился язык мой, даже и плоть моя успокоилась в уповании». Сразу две важных вещи мы видим здесь: единение языка и сердца для описания души. Это первое. А второе важное то, что душе вторит плоть. Она не темница души и не противопоставлена ей, как это делает Платон, но созвучна голосу сердца. Этот стих не единственное у Давида свидетельство указанного единства. В сто первом псалме он пишет о высохших костях своих и иссушенном сердце, а сто втором псалме он с восторгом поэта восклицает о радости души и всего состава своего.
Ruah — слово очень по смыслу близкое. Оно означает ветер, дух, то, что вдыхает в человека жизнь и животворит его. То, что с голосом и словами выносит сокровенное человека навстречу другим людям. И то, что выносит nefesh человека после смерти, возвращая ее Богу Живому, источнику всякого дыхания и всякой жизни.
Разница между nefesh (душой) и ruah (духом) достаточно трудноуловима, но я бы описал ее так: душа есть голос человека. Голос в том смысле, в каком мы говорим о руке человека, его стиле и слоге, разумея под всем этим его неповторимость и оригинальность.
Согласно христианскому и иудейскому пониманию Писания, всякий человек создан как Адам: всякий адам (человек) есть Адам (первый человек). То есть каждый человек — единственный в своем роде.
К слову, именно по этой причине Библия так строго относится к убийству: всякий убийца убивает единственного человека, то есть, все человечество. Я делаю особый акцент на этой мысли по той причине, что для античного мира это очень нехарактерная мысль: в греко-римской ойкумене есть люди и есть герои, отличные от других тем, что в их венах течет кровь богов, и по этой причине у них все совсем не как у остальных. Но традиция Писания поднимает до уровня героя всех, даруя право уникального голоса и уникальной жизни каждой душе. И эта уникальность актуализируется посредством ruah — духа, исходящего от Источника всякой жизни.
А вот теперь, с вашего позволения, я свяжу греко-римскую античность и ее представления о душе с идеей, заложенной в Писании. В первой строке Евангелия от Иоанна сказано: «В начале было Слово». Слово по-гречески Λόγος — тот самый Логос, а на латинском Verbum. Прошу простить за эту сложность, но интеллектуалы той далекой эпохи мыслили зачастую именно на трех классических языках, и нам важно понимать оттенки смысла ключевых терминов.
Так вот, тот самый греческий Логос в латинском варианте приобретает еще и силу движения, ибо verbum — не просто слово, но движение, ибо глагол. Так что в начале было не статичное божественное Слово, но движущееся и двигающее Слово, очень созвучное еврейскому ruah.
И вот здесь, в этой точке с трех сторон сойдется единство понимания того, что душа и жизнь есть движение. А смерть, соответственно, некая статика…
Обложка статьи отсюда.
*Скидка действует при покупке лектория целиком, но не на отдельные лекции.
