Осенний сборник «Тени у костра»: 7 рассказов — 7 цитат

В небе звезды зажглись, тонкий серп месяца отражался в реке, со всех сторон густой туман наползал. Поежилась Вела, обняла себя руками, как вдруг увидела в камышах уже знакомое хитрое лицо. Поднял парень венок, и узнала она ленту, которую собственными руками узелками завязывала

— Ты!.. — выдохнула Вела.

Ничего не ответил ей незнакомец, надел венок на голову, поклонился и скрылся в камышах. Тревожно стало Веле, заметалась она, пожелала отобрать венок, но где уж там! Парня и след простыл. Не попрощалась она с подругами, побежала в деревню, сама не зная, чего испугалась. И чудилось ей, что по мокрой траве кто-то идет за нею, и трепетало сердце, и слезы на глазах наворачивались. В темноте Вела едва не заблудилась, но не останавливалась, потому что чувствовала: остановится — быть беде.

Все валится из двух человеческих рук, из четырех хтонических лап; не выходит ни старого, живого, летнего, себя удержать, ни с новым, осенним, смириться. Только, слабо отмахиваясь от неизбежных перемен, кутаться в пальто.

Сквозь тучи льется прозрачный инистый свет — вот и солнце, сдавшись, выцвело добела. Нет, Вик любит осень — шелест времени и запах смерти, — но, видимо, это не всегда взаимно. Или теперь именно так выглядит черная осенняя любовь?

Это был тот самый ворон, которого она утром повстречала на опушке в лесу. Дора обрадованно улыбнулась, приблизилась, и ворон как будто усмехнулся.

— Приятно, когда люди узнают. Для них все птицы на одно лицо. И уж тем более вороны.

Он чинно поклонился, и Дора едва слышно рассмеялась этой шутливой важности. Но ворон, кажется, был серьезен.

— Как удивительно: тебя совсем не смущает говорящая птица, — продолжал ворон.

Дора нахмурилась. Да, если тень и все прочее можно было списать на воображение, то вот это — вряд ли. Но оно совершенно точно происходило по-настоящему.

На пироге у края красовался неумело выведенный глазурью единорог. Наоми показалось, что тот смотрит на нее с прищуром, словно разгадал ее самую главную тайну. А потом Айлин щебетнула:

— А вот и наш кулинарный гений!

Толпа взорвалась аплодисментами. Наоми подняла взгляд и замерла. По ту сторону стола, в расшитом призывом поцеловать шефа фартуке стоял Ксафан. Наоми крепко зажмурилась, снова открыла глаза, но рослая фигура демона, разжигающего на шабашах костры, не исчезла. Тогда она ущипнула себя, но и это не помогло.

По Закону честь уйти в огне принадлежит только и исключительно Матери-Охотнице. Те, кого заберет огонь, побегут с Вечной Охотой по небу и будут охотиться на Луну. Но Мать нарушила Закон, и я позабочусь, чтобы ей такой почести не оказали. А вот они… они достойны. У Светлого не было ни шанса против охотниц. Он и дети были слишком слабыми в мире сильных. Он пытался защитить малышей и верность мне, хоть проще и разумнее было бы позволить Матери сделать, что она хотела, или же и вовсе сбежать из пещеры: его шаги слишком легки, чтоб отследить. Но он остался и принял бой. Поступок, достойный великого охотника.

Тогда она тоже ужасно замерзла в том черном лесу. Особенно когда… когда тот вышел из-за деревьев.

Спустя столько лет Алина так и не смогла себе объяснить, кого она встретила — сумасшедшего, бродягу, животное? Да и был ли кто, или его целиком нарисовало щедрое воображение испуганного ребенка? Он просто не мог, не имел права существовать — и все же он был там. От него веяло холодом и ужасом, как от глубокого черного колодца, и подходил он все ближе к оцепеневшей Алине, а потом поднял страшную черную руку, положил ей на голову и издал какой-то низкий вибрирующий звук. Тогда она отмерла, всхлипнула, повернулась и побежала, не разбирая дороги.

Он уже запер дверь и собрался гасить свет, когда за порогом раздался голос. Жуткий шелестящий голос:

— Цирюльник… впусти меня… постриги меня… я так зарос…

Господин Куафюр испуганно глянул на дверь. За мутным стеклом окошка что-то шевелилось — что-то большое, бесформенное.

— Простите, мы уже закрыты! — выдавил он, почувствовав, как от страха лоб покрылся потом.

— Мои волосы… — отвечал поздний посетитель, — они отвратительны… я не могу терпеть…

— Приходите завтра!

Часы в цирюльне начали отбивать полночь. Когда отзвучал последний удар и эхо медленно растаяло, из-за двери раздалось:

— Но ведь я уже пришел… завтра…