Сколько себя помню, я был эмоциональным и чувствительным мальчиком, спрятанным внутри энергичного, полного тестостерона творческого торнадо, неспособного сидеть на месте и нуждающегося в постоянном действии. В подростковом возрасте я увлекся соревновательным спортом, но в то же время чувствовал, что будто бы не подхожу своим товарищам по команде. Меня травили, подначивали и одновременно чествовали, да и я участвовал в травле и подначивании других парней.

Я был дезориентированным и конфликтным ребенком — в основном потому, что, как и многие мальчики-подростки, испытывал острую, давящую необходимость быть принятым, быть одним из парней. Так я научился принимать, отыгрывать, казаться классным и прятать свои эмоции, забывать о своих чувствах в попытке вписаться в рамки, поставленные задолго до того, как я и все мои друзья родились на свет

Для мальчика прослыть «девчонкой» — все равно что закрепить за собой звание слабака. И для меня было страшнее попасть в число тех, кто «слабее», ниже рангом, чем промахнуться мимо метрового потока воды и остаться парализованным на всю жизнь. Да, это очень важно, ведь в языке, на котором мы, мальчики и мужчины, говорим друг с другом, быть «девчонкой» означает не быть мужчиной (ну или, как минимум, быть слабым мужчиной), и причина этого лежит в глубоко укорененном сексизме.

Мы даже не пытаемся остановиться и обдумать, как привычка к использованию таких слов подсознательно влияет на наше восприятие женщин и обращение с ними. Язык обладает огромной властью и влияет на нас сильнее, чем мы осознаём.

Дело в том, что между нами больше сходств, чем различий, однако мальчиков учат умалчивать о том, что потенциально может быть использовано против них, и потому они вынуждены страдать в молчании. Будь то телесные изменения, неспособность учиться, насилие со стороны родителей, их алкоголизм или что-то банальное (вроде застревания на краю моста в шести метрах от реки, потому что прыгать слишком страшно, а признаться в своем страхе — еще страшнее) — неважно; обязательно наступает момент, когда мы начинаем чуждаться самих себя из-за своих отличий, из-за недостаточной мужественности или смелости, и не можем понять, что чувствуем себя одинокими по одной причине: мы учимся (а другие мальчики уже научились) подавлять свои эмоции.

Чтобы быть принятым как мужчина, я сначала должен научиться подавлять в себе те проявления, которые другие мужчины считают «не мужскими».

Вред, который это приносит женщинам, невозможно оправдать. Послания, которые женщины получают от нас, имеющих подобные привычки, — отвратительны. От обзывания мальчиков «девчонками» или «бабами» до неравенства в заработной плате, а также до культуры изнасилования (вовсе отрицаемой отдельными мужчинами) и, в частности, домашнего насилия, — мы живем в обществе, которое не только наказывает мужчин за проявления «женственности» (самим же обществом таковыми определенные), но и попутно унижает женщин, физически и эмоционально.

Один из способов, с помощью которого я начал восстанавливать дорогу от головы к сердцу, — это создание ситуаций, вынуждающих меня показывать свою слабость, уязвимость. Если что-то в моей жизни заставляет меня стыдиться, я стараюсь погрузиться в это с головой, и неважно, насколько мне страшно. Если стыд процветает в тишине и изоляции, значит, решение лежит в противоположном: стыд гибнет в открытом разговоре и общении. И я спросил себя: достаточно ли я храбрый, чтобы быть слабым? Готов ли обратиться к другому мужчине, когда нуждаюсь в помощи? Осмелюсь ли нырнуть с головой в свой стыд? Могу ли позволить себе быть чувствительным, плакать от боли или счастья, даже если при этом выгляжу слабаком? Достаточно ли я отважен, чтобы быть мужчиной, уважающим собственные чувства (даже несмотря на то, что иногда мои действия им противоречат)?

Это вид смелости, для которого я хочу освободить больше места в своей жизни.

Я думаю, миф о том, что мы должны всё делать в одиночку, входит в число наиболее вредных мифов о мужественности. Одинокие Всадники, супергерои, собранные мужчины, не нуждающиеся в ком-то еще... Но знаете что? Мне нужны люди. Я нуждаюсь в отношениях с другими людьми, с теми, кто предпринимает такое же путешествие; я хочу слышать их истории, видеть их слабые места, быть свидетелем их стыда, их тоски в одиночестве и радости от воссоединения с кем-то.

Я больше не желаю подчиняться неписаному правилу действовать в одиночку — переживать успехи, неудачи, свадьбы, разводы, отцовство, болезни и прочие события жизни наедине с собой. Я желаю, чтобы мы обменивались опытом как мужчины и люди, честно и без страха, чтобы мы отправляли лифт обратно на нижние этажи, позволяя подняться и другим, чтобы мы становились лучше — поколение за поколением — и переставали повторять одни и те же дурацкие ошибки. Я желаю не передавать больше свои сценарии поведения детям, а следовать неписаному правилу: делиться с ними своими мыслями и историями жизни, чтобы когда-нибудь и они также поделились со своими детьми. Я желаю, чтобы вместо старых истин о самодостаточном мужчине и обучении молодых стариками мы приняли новую: старикам тоже есть чему поучиться у молодых. Я желаю, чтобы страсть к обучению, потребность в сомнении, а также любопытство ценились бы во всем мире и превратились в современные тенденции.

Я думаю, быть рядом — это навык и, как любой навык, его можно развить. Работа по становлению отцом начинается не после рождения ребенка — она начинается в тот момент, когда мы узнаем о беременности.

Я делюсь с друзьями или просто будущими отцами, которых встречаю по работе, идеей о том, что беременность — опыт не только для женщин, и мы должны об этом помнить. Мы, мужчины, тоже играем в этом фильме... просто не главную роль.

Показать любовь, сказать «я люблю тебя» для многих мужчин, особенно из поколения бебибумеров, — все равно что заговорить на чужом языке. Они могут испытывать эти чувства, но, к сожалению, зачастую не имеют навыков или эмоциональных инструментов, чтобы выразить это. И потому самовыражаются единственным способом, доступным им, — через тяжелую работу, не жалуясь, обеспечивая свои семьи и оберегая их, ведь их научили выражать свою любовь только так.

Но все меняется. Я вижу все больше и больше мужчин — открытых, любящих и проявляющих эмоции в присутствии своих детей. Это становится новой нормой; мужчины повсеместно решают, что готовы покончить с традиционной безэмоциональностью и сбросить удушающую броню мужественности. Это происходит, и я с нетерпением жду момента, когда узнаю, к чему это приведет.

Один из моих лучших друзей, Ахмед, однажды рассказал мне, что слово «человек» по-арабски звучит как insan , что очень похоже на английское слово insane . Среди множества его значений и переводов наиболее точный — «тот, кто забывает». Быть человеком — значит быть забывающим. Я в этом вижу свое: мой путь — это путь воспоминаний. Воспоминаний о том, кто мы есть, кто нас создал, какова наша цель и чего мы стоим.