Древние славяне, в отличие от греков, египтян, кельтов, не оставили после себя мифологического эпоса. В результате мы не так уж много знаем об их способе объяснять мир. Наша новая книга «Славянские мифы» восполняет этот пробел. Выбрали несколько историй из нее — таинственных и захватывающих.
Мать сыра земля
Священной силой, отторгающей всякую нечистоту как в прямом, так и в переносном смысле, выступала мать сыра земля. Она не была богиней и вообще не имела персонификации, а также, по сути, обходилась без культа. Говоря о почитании земли в народной культуре, мы подразумеваем землю физическую — почву и дерн, которые воплощали максимально благое начало. Так, крестьяне в поле перед трапезой вытирали руки о землю, уверенные, что она очистит любую грязь. Это же касается нечистой смерти: земля не принимает трупы самоубийц и других людей, умерших «неправильно»; в легендах рассказывается, как она исторгает из себя кости колдуна или гроб с его телом, а в былине о Добрыне и Змее земля не хочет впитывать нечестивую змеиную кровь.
В споре о границах участка человек клал себе на голову кусок дерна и шел по предполагаемой меже — считалось, что если он обманет соседа, то земля его раздавит. Почитание земли настолько органично вросло в народное православие, что мать сыра земля стала отождествляться с Богородицей, и если почему-либо человек не мог исповедаться священнику, то допускалась исповедь земле: он опускался на землю на колени, целовал ее и каялся.
Святогор пытается одолеть «тягу земную». Картина И. В. Симакова. 1917 г.
Земля обладает целительной силой, излечивая как телесные, так и душевные недуги. Скот в случае мора прогоняли через специальный туннель, образованный в почве. От тоски по умершему излечивала горсть земли с его могилы, которую следовало приложить к области сердца. Земля защищала и от вредоносного колдовства.
Уезжая на чужбину, непременно брали горсть земли в ладанке. В этом было всё: и земля как оберег, и ощущение связи с родными людьми и местами, и гарантия того, что в случае смерти в чужом краю ты все же сумеешь войти в сонм «своих» покойных — ведь на могилу тебе положат горсть родной земли.
Банник
Самым жестоким и опасным существом на территории крестьянской усадьбы был банник — дух, обитающий в бане. Баня считалась нечистым местом — парадоксально для горожанина, однако речь идет о нечистоте ритуальной. Прежде всего баня связана со стихией воды, а земная вода (в отличие от дождя) близка к смерти. Ведь мир до бытия абсолютно во всех мифологиях — это беспредельные темные воды. Именно эта водяная стихия и воплощена в бане.
Банника представляли в виде голого лохматого старика, покрытого листьями от веников, реже — в виде животного (кошки, собаки, зайца). Рассерженный банник порой напускает угару (в черной бане), брызгается кипятком, кидается камнями очага; в быличках рассказывают о задушенных людях или о том, что банник, приняв человечий облик, зазывает человека париться и сдирает с него кожу. Оставленного в бане без присмотра ребенка банник способен подменить, причем подменыш будет пузатым и большеголовым, немым, не умеющим ходить, а через несколько лет умрет или превратится в головешку.
На бане никогда не было никаких украшений. Все орнаменты по сути своей — это обереги, а баня не просто точка выхода инфернальных сил в мир людей, это место, где такой контакт необходим и полезен, поскольку в бане не только мылись, но и гадали, а главное — рожали.
Общение с «душеньками»
Славянская традиция общения с умершими лучше всего сохранилась в белорусском Полесье — там их называли дедами (независимо от пола и возраста). Так же именовался семейный ритуал, на который собирались все живые и мертвые: куда бы человек ни уезжал по делам, он непременно должен был вернуться к «дедам». Обряд начинался с того, что хозяин перечислял по именам всех умерших в этом доме, но присутствующими считались не только они, а все предки до одного.
Мир мертвых — мир тишины, и при любых взаимодействиях с покойными следует или хранить молчание, или говорить очень тихо. Вспомним и минуту молчания в память о погибших на войне, которая вошла в европейскую культуру с 1919 года. Или новобрачных у памятников погибшим в Великой Отечественной.
«Деды» отмечались как минимум трижды в году: Масленые (в субботу Масленицы), Троицкие (в Духов день, субботу перед Троицей), осенние (в субботу перед днем Кузьмы и Демьяна, 1 ноября); также «деды» могли совпадать с Радуницей (днем поминовения на вторую неделю после Пасхи; Радуница, в отличие от «дедов», проходила на кладбище, куда приносили угощение покойным, часть съедали сами, часть оставляли).
Поминальный ужин у белорусов (призывание дедов). Рисунок Станислава Багеньского, 1904 г.
Чем глубже в прошлое уходил этот обряд, тем активнее говорилось о том, как наказывают покойные тех, кто его не отмечает: «один раз не отметишь — и уже у тебя скотина издохла»; могли людей постичь болезни и другие несчастья.
Страшные сказки
В традиционной культуре, где большинство детей не доживали до взрослых лет, страх преследовал цель не «травмировать психику», а помочь выжить, он обучал ребенка распознавать опасность, чтобы суметь спастись. Именно поэтому все народные сказки настолько жуткие, что по сегодняшним законам на них надо ставить метку «18+», хотя изначально они адресовались детям пяти-семи лет, а то и младше.
Одна из страшных сказок, о которой пойдет речь, это… «Колобок». Попробуем прочесть ее по-новому, с учетом знаний о неупокоенных мертвецах. Начинается история, как мы помним, с бездетных старика и старухи, живущих чрезвычайно бедно. И если муку на хлеб старуха с трудом наскребает, то соли в их доме явно нет (но имеется корова, потому что есть сметана, на которой замесят Колобка). Почему же у этой пары нет детей? Вспомним образ хованца (дворового, чье появление сопряжено с выкидышем, случившимся через семь лет после аборта) и подношения ему (он не выносит соли). Тогда мы получаем ответ: аборт. Героиня в молодости избавилась от первого нежелательного ребенка, но аборт прошел неудачно, и она стала бесплодной. Невозможность иметь собственных детей побуждает пару создать нечто вроде голема.
Как и положено духу нерожденного ребенка, он нуждается в несоленом хлебе и чем-то молочном. Голем сотворен успешно, он оживает и ведет себя как ребенок — убегает из дома.
Сложно сказать, почему он ведет себя максимально хорошо: сразу покидает мир людей и катится в лес, в потусторонний мир. Возможно, срабатывает инерция сказочного сюжета (увод детей в лес), хотя, как мы видим в историях Снегурочки и Красной Шапочки, неупокоенные мертвецы вовсе не стремятся покидать мир живых. Колобок, не принеся никаких бед, отправляется прямиком в пасть к волку, ведь именно волки поедали чертей.
Почему же в современной нам версии Колобка съедает не волк, а лиса? Эта сказка превратилась в потешку, то есть в текст, где акцент делается на песенке Колобка, обрастающей по ходу развития сюжета новыми эпизодами. Неудивительно, что мифологическая логика здесь уступает художественному миру детских сказок о животных, где волк — глуп, а лиса — хитра.
По материалам книги «Славянские мифы»
Обложка поста — pexels.com, иллюстрации — из книги
