В ноябре прошлого года МИФ выпустил первые художественные книги не для детей. Стартовала новая редакция с романов взросления. О том, что нового готовит МИФ.Проза во втором полугодии 2020-го, рассказывает шеф-редактор направления Юлия Петропавловская.
Юля, мы начнем с блиц-опроса. Итак:
- Наша книга, в которой действие происходит в самом экзотическом месте — это…
…Камчатка в романе «Исчезающая земля» Джулии Филлипс.
- Наш автор, с которым ты себя больше всего ассоциируешь, — это…
…Кармен Мария Мачадо с ее страстью к экспериментам в поиске безграничных свобод и возможностей женщины.
- Самая хулиганская из наших книг — это…
…«Ночной паром в Танжер», где имморализм героев в сочетании с забористой бранью служит проверкой на чопорность.
- Самая объемная по количеству страниц — это…
…пока что «Флейшман в беде». Брачные перипетии — дело непростое.
- Наша книга, над какой ты пролила больше всего слез, — это…
…«Лишь краткий миг земной мы все прекрасны». Начала плакать с первых страниц над красотой и тонкостью слога. Как будто трогаешь крылья бабочки.
- Самый любимый герой — это…
…Гильберт Сильвестер из «Сосновых островов» Марион Пошман. Немецкий преподаватель, пишет диссертацию о традиции ношения бороды в мировой культуре. Сбегает в Японию, увидев сон о том, как жена ему изменяет.
- Самый необычный жанр из тех, в которых написаны наши книги, — это…
…притча в духе магического реализма — «Ночной театр», написанный индийским автором-врачом о спасении из мира мертвых в сельской больнице.
- Самый необычный язык, с которого переводим книгу, — это…
… грузинский. Очень красивую книгу «Грушевое поле» режиссера Наны Эквтимишвили уже почти перевела Майя Мамаладзе.
Тема взросления проходит через большинство наших художественных книг. Мы продолжим ее раскрывать?
— Начиная с янг эдалта, мы поначалу использовали слово «взросление» в довольно буквальном смысле. Вот есть подросток — и у него куча вопросов о том, как стать взрослым и не потерять при этом, а «перенайти» себя заново. Для меня взросление — это переходный период, полный сомнений: когда старые установки перестают работать, мир усложняется и вызывает лавину сложных вопросов, на которые каждый человек отвечает по-своему. Правильных ответов нет. И наши первые книги были о том, как пытливые, противоречивые молодые герои ищут для себя эти ответы, обновление, смысл.
Одна из первых художественных книг МИФа — роман «Беспокойные»
Параллельно мы отбирали книги в портфель так называемой интеллектуальной прозы (то есть художки для более зрелой, искушенной, взрослой аудитории). И увидели, что тема взросления проходит по всем нашим обсуждениям. Что нам в первую очередь интересны — снова — истории рефлексии, поиска смысла и своего места в мире. Самые интересные нам герои ищут себя на протяжении всей жизни, независимо от возраста. Темы одиночества и поиска поддержки, эмоциональной зрелости, ответственности перед миром — оказалось, что все они так или иначе о метаморфозах. Взросление стало непрерывным этапом развития, метафорой жизни вообще. В этом смысле мы ее продолжаем раскрывать, конечно.
Приведи примеры на конкретных книгах.
— В моей любимой книге «Лишь краткий миг земной мы все прекрасны» главный герой как раз занимается тем, что в очень поэтичной форме (он начинающий писатель, альтер-эго автора) осмысляет свой опыт взросления. Это безумно красивый текст о том, как самые болезненные, страшные моменты нашей жизни одновременно могут быть прекрасными. О красоте каждой секунды нашей короткой жизни. Вспоминая трудное детство, смерть близких, первое любовное чувство, герой приходит к принятию своего прошлого и себя в целом. Ощущение драгоценности этого опыта становится основой его творческого пути. Для меня это идеальная история духовного взросления. Я бы хотела, чтобы как можно больше наших читателей через текст книги тоже ощутили эту наполненность.
Эскиз обложки книги «Лишь краткий миг земной мы все прекрасны»
Роман «Вызов в Мемфис», за который американский писатель Питер Тейлор в 1987 году получил Пулитцеровскую премию, построен как воспоминание центрального персонажа Филиппа Карвера об отце. Самодурство отца, финансовый крах во время Великой депрессии и переезд семьи из провинциального Нашвилла в развивающийся индустриальный Мемфис, воспринятый детьми как предательство, — это канва для рассуждения о семейной динамике, о готовности простить, пережить неидеальность наших родителей. На переосмыслении Карвером-младшим семейной биографии, на нащупывании отношения к отцу и его ошибкам, зиждется внутреннее развитие героя.
Обложка романа «Вызов в Мемфис»
Похожую тему, но в зеркальном отражении, исследует Кевин Барри в гангстерской трагикомедии «Ночной паром в Танжер». Здесь ирландский криминальный авторитет с тревогой ждет прощения от дочери, перед которой он страшно виноват. Эта книга о том, как признание собственных ошибок и принятие последствий делает нас сильнее.
Эскиз обложки книги «Ночной паром в Танжер». Почитать про то, как мы делаем обложки, можно в интервью с арт-директором МИФа Марией Красовской
Несколько книг посвящены отношениям в парах (в браке и не только) и готовности принимать потребности другого человека. В романе «Флейшман в беде» мы проследим за тем, как с отцом семейства Тоби Флейшманом сыграет злую шутку уверенность в собственной правоте. Повзрослеет ли он, услышит ли голос жены? Раскрывать сюжет не буду, но читатель точно сможет по-новому посмотреть на себя в любовных отношениях и сделать выводы — даже если Флейшман окажется на это не способен.
Обложка романа «Флейшман в беде»
Не было ли опасения, что все хорошие книги уже издаются в России конкурентами и нам ничего не достанется? И ориентируемся ли мы на других издателей при выборе книг?
— К счастью, в России есть издательства, которые уже предлагают читателю качественную — актуальную, хорошо написанную, оригинальную — художественную литературу. Мне близко то, что издают Corpus, «Синдбад», «Фантом Пресс», Ad Marginem, No Kidding, Popcorn Books. В некоторых сериях крупных издателей («Эксмо», «АСТ», «Азбука») тоже выходят очень достойные книги. Но если сложить все условно хорошие книги, которые увидели свет в России за последние пару лет, а потом сравнить количество, например, с британским или американским рынком — отличие (не в нашу пользу) будет во много-много раз.
Некоторые книжные скептики считают, что российскому рынку просто не нужно больше книг. И так читатель не успевает знакомиться со всеми новинками. Отчасти это правда, но только потому, что у нас совсем не развита культура чтения и обсуждения книг. Очень мало СМИ, которые уделяют внимание книжной критике, мало книжных клубов, мало обсуждения в онлайне. В США успешную книгу читают и обсуждают сотни тысяч, миллионы людей, а у нас 30 000 проданных экземпляров — небывалая удача. В России мало кто (если брать в процентах от общего населения) регулярно читает художественные книги, во многом из-за того, что их покупка совсем не приоритет, ведь не хватает денег на более насущные потребности. Но я думаю, и из-за того, что это вообще не значимая часть общественной повестки. Мы ее недостаточно формируем, не задаем тренд.
И, конечно, больше поддержки от государства, но это уже другой разговор. В общем, кажется, что книг много, но на самом деле для развитого общества предложение должно быть еще больше. Поэтому у меня нет страха, что «еще один издатель» на рынке никому не нужен. Хороших книг несравнимо больше, чем мы сейчас можем выпустить.
Конкуренция за книги, конечно, есть, но очень часто мы натыкаемся на такие жемчужины, что сами не можем понять, как их до сих пор никто не издал в России. Например, мы купили права на Invisible Man Ральфа Эллисона — роман 1952 года, во всем мире считающийся классикой уровня «Убить пересмешника» и «Повелителя мух». Откроем нашему читателю Фреда Ульмана, чей антивоенный роман Reunion (1971) входит в школьную программу миллионов подростков по всему миру. Издадим две книги Кармен Марии Мачадо — одного из самых ярких авторов современной малой прозы. Это только несколько примеров писателей, которые уже давно должны были выйти на русском.
Обложка романа Invisible Man
Конечно, неразвитость рынка не отменяет необходимости иметь свое узнаваемое лицо, свои критерии отбора. У МИФа всегда была четко выраженная позиция. Мы всегда выпускали книги, стремясь вызвать в жизнях читателей качественные изменения. Если бы МИФ.Проза была личностью, то а) смелой, готовой разбираться в самом наболевшем, с активной жизненной позицией, б) полной оптимизма, но достаточно честной, чтобы признать боль и ошибки, в) обладающей тактом и чувством вкуса, позволяющим отличать осмысленную оригинальность от хайпующих дублей. Критерии отбора в команде продиктованы нашими личными ценностями, которые нас и отличают.
Ты затронула тему популярности книг за рубежом. А наш рынок, помимо размера, чем-то отличается от западного? Есть ли разница в запросах аудитории?
— Мне сложно быть полностью объективной, потому что информация о продажах той или иной книги не всегда есть в открытом доступе. Я знаю тиражи многих книг конкурентов, но не все. Тем не менее вижу определенные паттерны и, наоборот, не идущие темы. Тренды скорее похожи на общемировые:
- внимание к внутреннему миру человека, историчность как фон для проживания личной истории (война и мир интересны не сами по себе, а как внешнее условие для внутреннего развития);
- новая романтика, современный взгляд на вопросы любви, семьи и брака, равноправие в отношениях, поиск женщиной своей самобытности, самоценности;
- экзотика, новые имена авторов из ранее закрытых в культурном плане стран.
Но дьявол в деталях, и у нас каждый пункт идет с оговорками. Например, последний: если посмотреть на топы продаж в России, то там все равно в основном будут специфичные для нашей страны сюжеты и проблемы, отечественные авторы. Мы пока еще находимся на том этапе, когда важнее осмыслить происходящее внутри страны, чем смотреть по сторонам. И нам еще долго осмыслять, мы в этом пока еще не продвинулись дальше 1990-х. Поэтому тренд на мультикультурализм, который на Западе уже цветет пышным цветом, у нас только аккуратно зарождается.
Обложка романа «Исчезающая земля» Джулии Филлипс
Еще, по сравнению с условным европейским читателем, наш менее готов на бессюжетные произведения-рассуждения без понятной развязки. Большим успехом пользуются динамичные истории жизни, когда герой проходит огонь и воду и обретает счастье в конце (чем больше перипетий — как в бразильских сериалах — тем лучше). Мы, как правило, отказываемся от книг, в которых все или почти все действие происходит в голове героя и ничем не разрешается. А за рубежом сейчас много таких историй, например, о борьбе с расстройствами психики, неврозами, депрессиями. Мне кажется, что нашему читателю понятнее страдания «внешние», чем внутренние. Это опять же очевидно объясняется реальным положением человека в обществе.
Пока что не вижу успешных книг о раскрепостившихся в сексуальном плане женщинах (не берем «50 оттенков серого»), которые не ищут свою любовь, а просто стремятся жить полнее. Массовый читатель, несмотря на весь феминизм последних пяти лет, все еще ищет привычных историй о женском счастье. Ему нравится, когда женщина отстаивает свои права и борется за свободу, но в конечном итоге все равно находит любовь («Зулейха» — отличный пример).
МИФ почти 15 лет издавал только не художественные книги. Вокруг издательства собралась большая аудитория, часть которой читает нон-фикшн, но не видит пользы от прозы. Что бы ты сказала такой аудитории?
— Ну, невозможно «заставить» человека читать то, что он не видит смысла читать. Каждый находит источники развития там, где ему удобнее их черпать, это нормально. Другое дело, что часто проблема не в отсутствии пользы, а в непривычке, непонимании, как подобраться к художке, с чем ее есть. Не открою Америку, сказав, что многим из нас в школе привили не любовь к чтению, а, наоборот, ужас и ненужный пиетет. Который, в свою очередь, уходит в крайность — «раз я не понял, то автор полный дурак». А ведь в обычной жизни зрелый человек не так общается с окружающими, а обсуждает на равных какие-то темы, находит истину в диалоге.
К сожалению, вся эта советская система «что хотел сказать гениальный автор» до сих пор жива и процветает. Наверное, многие видели в зарубежных фильмах эпизоды с уроками литературы. Преподаватели задают вопросы, побуждают учеников примерять сюжеты и проблемы героев на себя, находить актуальное, не ругают, если не нравится. У меня была как раз такая учительница литературы: во многом благодаря ей я нашла свой способ взаимодействия с художкой.
Обложка романа Reunion
Не знаю, было ли у вас когда-нибудь чувство оцепенения, неуверенности в себе перед произведением современного искусства. Если да, то вы поймете мое сравнение. Вот вы заходите в зал какой-нибудь «Эрарты» и видите нечто: разбросанные опилки, фразы на непонятных языках, поролоновые аппликации… Что вы чувствуете? Меня, бывало, охватывал страх — я ничего не понимаю, что тут вообще происходит, наверное, я какая-то недостаточно образованная для всего этого, а может, я не способна прочувствовать всю эту гениальность? Но человек не может долго винить себя, поэтому неуверенность быстро перерастает в раздражение: да наверняка тут ничего такого и нет! Пойду-ка я отсюда.
Предположу, что у кого-то так происходит и с литературой. А теперь представьте, что рассказ или роман написал ваш друг (или он же нарисовал картину, создал перфоманс). Принес вам показать и хочет обсудить. Можно позадавать вопросы, с чем-то не согласиться, выйти на обсуждение смежных тем, посмеяться, поплакать — ну или что вы еще делаете с друзьями вечером на кухне. Так и с книгой: писатель — в первую очередь человек, который ломает голову над «проклятыми» вопросами, актуальными для многих. Нас всех объединяют эти вопросы. Автор написал книгу, чтобы не быть одиноким в своем чувствовании, чтобы донести какое-то особое ощущение от жизни. Возможно, вам будет приятно пообщаться и виртуально обнять друг друга. А может, и нет: не могут все люди быть одинаково вам приятны.
Обложка книги Кармен Марии Мачадо
В общем, нечитающему читателю я бы сказала: друг, я не знаю, понравится ли тебе, но тут у парочки авторов есть что-то важное, чем они хотят с тобой поделиться. Это не информационное послание, скорее чувство, рукопожатие. Чем больше таких разноцветных эмоциональных картин мы видим, тем более многомерным и осмысленным становится мир. Как будто читатель — Робинзон Крузо на необитаемом острове, а море прибивает к его берегу послания в бутылках.
В каком-то смысле писатель очень рискует, отправляя свое драгоценное послание в открытый океан. Рискует быть непонятым, осужденным, пропущенным. Но вдруг сработает, и мы станем ближе, полнее чувствовать друг друга?
Обложка: unsplash
