Это была странная квартира. Едва не в полтораста квадратных метров, с четырьмя комнатами, глядящими узкими вытянутыми окнами во двор-колодец. Со стороны фасада шумел и клокотал человеческий трафик Невского. Население квартиры менялось от одного до десяти постояльцев. Средоточием жизни служила тесная комнатушка. За сдвинутыми столами стучали клавишами люди, останавливаясь лишь в шесть утра, когда по провайдерскому обыкновению падала сеть. Тогда люди обсуждали богословские вопросы типа: «Какой должна быть платформа для разработчиков?» или «Что хотят люди от соцсети?» Затем, утомленные кодом и схоластикой, валились на кровати и спали до часа дня.
Чтобы попасть во двор, Лев свернул с проспекта в подворотню с дверями неясного назначения и крадущимися по стенам проводами. Раньше дом занимали контора и квартиры банкира Блокка, который реконструировал здание и воздвиг на фасаде аллегории Правосудия и Адвокатуры. Дуров питал слабость к символике, и наличие аллегорий сыграло роль в выборе квартиры, к которой, гулко топая по лестнице, поднимался акционер его компании, нагруженный коробками.
Часто ночами одна из теней отвлекалась от ноутбука и бросала клич: «Кто за суши?» Коллеги неохотно отрывались от экранов и выдвигались в сторону двери и вниз по лестнице — к бару на углу Фонтанки и Невского. Но в эту ночь они были заняты настолько, что Дуров набрал номер Льва и попросил привезти еды.
Лев добрался до двери, перевел дыхание. Позвонил. Шаги. «Пииццу заказывали?» — крикнул он. Дверь отворил Дуров и, улыбаясь, отошел в сторону. Лев, хоть и не впервые заглядывал сюда, с удивлением осмотрел пустующую квартиру. Его приход будто не заметили.
Программисты сгрудились в каком-то чулане. Николай восседал в кресле и стучал по клавиатуре, время от времени прикладываясь к шоколадному батончику. За самым большим из сдвинутых столов согнулся кто-то худой и растрепанный. Некоторые из аутистов все-таки поздоровались, но, взяв еду, вернулись к коду.
Лев поговорил с предводителем, по которому было видно, что он тоже не прочь уткнуться в десктоп. Впрочем, Дуров, как всегда, был вежлив и прохладно приветлив. Висело ощущение шабаша, на который заглянула человеческая душа. Лев чувствовал себя не совсем уютно.
После сделки с Мильнером осенью 2007 года Дуров получил на счет деньги и с помощью матери, устроившейся риелтором, вложил их в квартиры — одну купил недалеко от дома, другую как офис, в сердце города. Николай вернулся в Петербург, и вот они с братом осматривали анфиладу комнат — две спальни, гостиная, подобие чулана для прислуги, кухня. Дуров как истинный петербуржец привык жить в декорациях к историческим спектаклям, хотя, впрочем, признавал, что в последнее время репертуар измельчал и театр пробавляется одноактными оперетками про весенние сосули.
Команда расширялась, и вскоре в девятиметровом пенале за сдвинутыми столами толкались четыре человека. Изредка кто-то уходил на кухню и кодил за столом для готовки. Прочие метры оставались невостребованными.
Четырьмя годами позже я сел в лифт, напоминавший золоченую клетку, устланную коврами в духе советского министерства тяжелой промышленности, и поднялся на один из двух этажей «ВКонтакте» в доме Зингера. Перед дуровской бандой здесь обитали юристы, которые хоть и скрепляли транснациональные сделки, но существовали без изысков — дешевые панели, подвесные потолки, ковролин.
Дуров въехал на этаж и изменил ровно четыре вещи. На стойке появился логотип сети, рядом с кабинетами возник механизм, выжимающий из апельсинов сок, и длинный диван с валиком в виде коров, высовывающих языки. На двери повесили доски с магнитным шрифтом (конечно, Tahoma) — «Сквот ИЕ. Кости в танке», «Наркомпросвет», «Злые пользователи», «Музей Павла Дурова».
Все прочее осталось неизменным — включая торчащие провода, отваливающиеся панели и другие предметы быта от прошлых хозяев. Дуров бросил в бой программистов и почти не отвлекался на офисные заморочки.
Проходя по штабу, я вспомнил, во-первых, тропинки, от которых муравьи не отклоняются, а во-вторых, свою квартиру летом, когда семья уехала на дачу и жизнедеятельность происходит только по тем маршрутам, где я, пользуясь свободным временем, живу и пишу с перерывами на сон. Так я понял, что приехал к близким по духу товарищам.
А тогда, в блокковском доме, кодеры сидели друг у друга на голове. Толкотня в пенале — братья перед десктопами, остальные за ноутбуками — никак не отражалась на результате. За год после ночного визита Льва с пиццей «ВКонтакте» открыла сервисы, которые обеспечили ей рост трафика в геометрической прогрессии. В первую очередь — видеохостинг и аудиохостинг с собственными плеерами. Во вторую — системы рейтингования юзеров через платные sms и подарки, мобильная версия.
Прежде чем врубаться в разработку сервисов, впоследствии принесших ему скандалы и судебные иски, Дуров охотился за головами. Позиции его были привлекательны: сайт входит в пятерку самых посещаемых в России, молва сделала его культовым в Петербурге, быстрее него летает только Google.ru. Его умение обаять и желание нравиться должны были притягивать гениев.
Одного из его самых ценных кадров пробовал сманить Google, но кадр, не моргнув глазом, ответил хедхантеру:
«Hey Nina,
It is the best company in Russia and possibly in the world.
I’m very happy to be able to create magnificent software and design at VK.
Regards, N.
P. S. Here’s an address for CVs in case some of your programmers would like to apply».
Знакомые еще по группе «Мафия» Кузнецов и Столбовский занялись аудиохостингом и мобильной версией. Эти сервисы выглядели естественным выражением идеи Дурова об открытости информации.
«Давайте сделаем русский YouTube», — предложил он банде.
Люди должны обмениваться контентом без преград. Закон позволял соцсети не нести ответственность перед правообладателями — «ВКонтакте» лишь предоставляла платформу для выкладывания песен. Загружать музыку, слушать ее, составлять плейлисты — короче, использовать соцсеть одновременно как полку для пластинок и проигрыватель — что может быть притягательнее?
Пиратские сайты были неудобны и не имели преимуществ соцсети, где действуют люди под настоящими именами. Myspace содержал мало русской музыки, а другие сервисы и вовсе были неизвестны. Очевидную лакуну взялся заполнить программист А лександр Кузнецов, он же Кузя.
В отличие от музыки, спешка с версией для телефонов казалась странной. Люди редко использовали трубку как точку входа в интернет. Мобильный трафик рунета в 2007 году рос не такими мощными, как сейчас, темпами, и можно было потерпеть год-другой. Однако Дуров свято верил, что если писать версию сразу, то к мобильному буму подойдешь во всеоружии — и пользователь привыкнет.
«Одноклассники» и «Мой Мир» от Mail.ru решали другие проблемы. Первые выжимали из пользователей копеечку через платные опции, включая регистрацию, вторые находились под впечатлением экспертного шума на тему: «Все умрут, а блоги останутся». Столбовский был отряжен писать мобильную версию, и через год она увидела свет.
На этих двух разработчиках университетский ресурс Дурова иссяк. Требовалась новая кровь. И в этот момент ему подвернулись два друга-программиста, которым предстояло превратить «ВКонтакте» в то, как он выглядит сейчас.
***
Олег Андреев и Андрей Рогозов познакомились на том же нёрдском озере Зеркальном, где тотем, краснея и запинаясь, читал лекцию о паскале, а его брат блистал в математическом отряде. Оба торчали на программировании и переписывались после того лета. Рогозов попал в олимпиадную «единичку» 239-й, а Андреев окончил Аничков лицей, где искусство кода преподавалось как предмет. Поступив в Политех, они создали что-то типа артели, которая писала сайты и сервисы для коллег. Они прославились в узких кругах и получали заказы со всего мира — в том числе соцсети; хорваты оплатили создание локальных «Одноклассников», staryiprijatel.hr.
Архитектор сразу опознал в Андрееве единомышленника. Дуров фанател от книг Пола Грэма, программиста и создателя инкубатора стартапов Y Combinator. Грэм доступно и емко излагал философию программирования и независимости от IT-монстров. Ты творец, меняющий кодом реальность. Программист — художник новой эпохи, который, экспериментируя, создает миры по своему вкусу. Он свободен от уродливых корпоративных этик, практик и дурного шлака.
«Для нас программирование — это инструмент, — рассказывал Рогозов об Андрееве. — А для него это как оперный спектакль. Важен не столько результат, сколько красивый код, язык, архитектура». Андреев вечно что-нибудь придумывал и пользовался языком ActionScript3, которым Дуров не владел. Случай проверить его в бою выпал быстро.
Дуров придумал приложение, где пользователь мог виртуальным баллончиком рисовать граффити. Ему не терпелось показать эту штуку публике, но требовалось переписать ее на ActionScript3. Андреев согласился помочь. Вечером они начали менять «Граффити» — Андреев в своей квартире, Дуров в своей. Переписывались по ICQ, где у предводителя остался ник Mr.President.
Они стучали по клавишам всю ночь. Как вспоминал Андреев, он едва не валился спать, но Дуров подгонял его. Все, кто работает во «ВКонтакте», поражались умению архитектора в моменты истощения генерировать дополнительную энергию. Перекопский вспоминал, как тот мог не спать несколько ночей; при этом не был как-то особенно бледен, разве что зол.
Слушая подобные разговоры, я воображал дух Кастанеды, приземляющийся на брошенный аэродром. Если не знать о ненависти Дурова к веществам, можно заподозрить в нем кокаиниста или амфетаминщика.
Андреев стряхнул с себя сон и продолжил фиксить ошибки. Он дорожил мнением тотема и рвался посмотреть, как отреагируют юзеры на граффити. «Павел в отличие от большинства программистов понимал, чего хочет от жизни школьник и студент и как это выглядит в дизайне, — рассказывал он по скайпу из Франции. — Он умел смотреть глазами человека, у которого старая версия браузера и медленный интернет».
Сквозь шторы просачивалось утро. Наконец все было готово, и Дуров запостил приложение во «ВКонтакте». Несколько минут хакеры ждали пользовательских рисунков, а когда те появились, проверили на предмет глюков и рухнули спать.
