В МИФе выходит новинка в азиатском сеттинге «Ныряя в синеву небес» — популярная новелла, собравшая более 3 млн прочтений в сети. Это история о попаданце в мир книги, но с необычной завязкой: главный герой Лю Синь знает только начало и конец истории. А главное — финал у книги весьма трагичный!
Почти с нулевым знанием сюжета юноше предстоит разгадывать тайны древнего государства, столкнуться с заклинателями, монстрами и демонами, а также встретить Тан Цзэмина, способного разрушить весь этот мир.
Принесли отрывок из первого тома новеллы — о буднях попаданца и важном принятом решении.
***
Вспоминая, чему его учил старик Мо, Лю Синь очищал лозы от сучков и наростов, расположившись на циновке во дворике и то и дело чихая от пыли. Тан Цзэмин сидел на ступенях, обняв колени, и наблюдал за ним.
Чувствуя его внимательный взгляд, Лю Синь всеми силами старался удержаться от нервного ерзанья.
Спустя некоторое время, когда прутья для первой корзины были готовы, Лю Синь выдохнул и принялся стучать по разболевшимся плечам. Заметив перед собой тень и подняв глаза, он увидел чашу с водой, которую протягивал Тан Цзэмин.
— Спасибо. — Лю Синь неуверенно протянул руку и сделал пару глотков.
Видя, что мальчишка не уходит, он неловко кашлянул и принялся перебирать прутья. Тан Цзэмин опустился рядом с ним на колени, продолжая внимательно следить за его руками.
«Эх… дети от природы такие любопытные», — улыбнулся про себя Лю Синь, но тут же отмахнулся от этой мысли.
В эту пару дней он избегал Тан Цзэмина как мог, стараясь ничем не показывать своего нежелания находиться рядом.
«Мне все равно, мне все равно, мне все равно…»
Лю Синь повторял это раз за разом: когда Тан Цзэмин подавал ему воду, еду, усердно подметал полы, старался готовить и каждый раз поднимал свои доверчиво распахнутые синие глаза, глядя на него снизу вверх, словно ища одобрения.
Оттого Лю Синь старался и вовсе не смотреть на него, потому что от взгляда грустных больших глаз у него клокотало в горле, а иногда вовсе подступали слезы. Сжимая кулаки под широкими рукавами, он чувствовал, как в такие моменты руки сами тянутся погладить мальчика по голове.
«Мне все равно! Я просто должен больше работать, чтобы убраться отсюда! Мне нет дела ни до этого ребенка, ни до кого бы то ни было еще!»
Лю Синь продолжал убеждать себя изо всех сил, в душе понимая, что начнет колебаться, стоило ему бросить взгляд на тихо сидящего рядом мальчика.
— Айщ! — воскликнул он, запутавшись в прутьях и своих мыслях.
— Можно помочь? — спросил Тан Цзэмин, вновь подняв на Лю Синя глаза и осторожно накрывая его ладонь своей.
Жалостливый по своей природе, Лю Синь не мог заставить себя оттолкнуть мальчика. В конце концов, в чем тот был повинен, чтобы заслужить такое скотское отношение?
Этот мальчик ничего не сделал.
Пока.
А сделает ли?
Лю Синь медленно перевел внимательный взгляд на Тан Цзэмина. Рой мыслей кружился в его голове. Растерянный, он ухватился за ту, что открывала единственную возможность избежать горьких последствий не только для него — для всего мира: если он заберет Тан Цзэмина подальше отсюда и вырастит сам, то мальчик не станет тем, кто разрушит весь мир. Если он позволит Тан Цзэмину прожить спокойную жизнь без вмешательства заклинателей и наставников, то все может измениться. В конце концов, ребенок не виноват, что с ним и его семьей поступили так жестоко. Да и стоит ли сходить с ума в своем желании мстить врагам до такой степени, чтобы уничтожать весь свет?
Глаза Лю Синя прояснились, и впервые за два дня он честно и открыто улыбнулся Тан Цзэмину:
— Можно.
Последующие дни пролетели за кропотливой работой. Лю Синь оказался способным учителем, а главное — у него появился не менее способный ученик. Вспоминая технику плетения корзин, которой его обучил старик Мо, Лю Синь терпеливо объяснял все Тан Цзэмину, который буквально схватывал на лету.
Когда корзина была готова, Лю Синь радовался, блестя янтарными глазами, и все никак не мог насмотреться на труд, который они впервые сделали своими руками. Корзинка получилась небольшой, но довольно крепкой: плотно сплетенные ивовые лозы не оставляли ни одной прорехи.
Гу Юшэн слегка качал головой, ухмыляясь, а Тан Цзэмин впервые за эти дни улыбнулся, глядя на Лю Синя.
— Эту я не продам, нам и самим пригодится, — кивнул Лю Синь, с видом ценителя осматривая корзинку со всех сторон.
Последующие изделия быстро находили покупателей, и вскоре у большинства горожан было хотя бы по одной плетеной корзине.
Часть денег Лю Синь сразу отдал Гу Юшэну как плату за кров и еду. Затем, поблагодарив нового друга, он все же выбрал дом неподалеку и в тот же день переехал. Тан Цзэмина он взял с собой, поскольку Гу Юшэн взглядом напомнил ему о недавнем разговоре, да и мальчик не доставлял никаких хлопот.
День проходил за днем, и вскоре заказов стало так много, что корзины Лю Синя начали продавать в соседнем городке. Поскольку они были сделаны из крепких местных ив, отличавшихся особой плотностью, на них появился большой спрос. На заработанные деньги Лю Синь отремонтировал крышу обветшалого дома, заплатив паре юнцов по несколько серебряных монет, и купил добротную одежду для себя, Тан Цзэмина и Гу Юшэна, который поворчал, но все-таки принял подарок. Со временем горожане стали уважительнее относиться к Лю Синю, видя, как он много работает и заботится о мальчике, который, в свою очередь, был покладистым и умным, везде следуя за своим опекуном. Некоторые поговаривали, наблюдая за ними, что это нашедшийся родственник мальчика, который прибыл из большого города под столицей. Лю Синь, узнав об этих слухах, только посмеивался да закатывал глаза: «Я максимум старший брат».
Однако в мире, полном заклинателей, мало кого волновал человеческий возраст, поскольку даже на вид двадцатилетний юнец мог оказаться тысячелетним бессмертным. Слухи не угасали, и вскоре Лю Синь вовсе перестал обращать на них внимание, махнув рукой.
Сварливая старуха скрипела от злобы. Видя отношение местных к этим двоим, она улыбалась сквозь зубы, пытаясь подмаслиться к новоиспеченному плетельщику и его подмастерью. Но стоило Лю Синю лишь увидеть взгляд Тан Цзэмина, который всякий раз при виде этой женщины мрачнел и становился цветом как темно-синее море в шторм, он отворачивался и уходил прочь, утягивая его за собой.
Вскоре наступила зима.
Денег, заработанных Лю Синем и Гу Юшэном, хватило, чтобы привести их дома в более приличный вид. Больше не было студеных сквозняков, гуляющих по комнатам, словно в поле, а полы не мокли от дождей и моросящего снега. Денег хватало и на еду, и на одежду. Гу Юшэн тоже начал продавать и брать заказы, в том числе из соседнего городка. Казалось, он очнулся от долгого сна и стал больше работать, а не шататься без дела в кузнице с вечно холодной печью. Распрямившийся и теперь выглядящий более статно, Гу Юшэн то и дело ловил заинтересованные взгляды молодых дев, отвечая им тем же.
Решив подождать до середины лета, чтобы подкопить денег на хороший дом где-нибудь подальше от этих мест, Лю Синь продолжал вести спокойную скромную жизнь вместе с Тан Цзэмином.
Наступила весна, и город расцвел вместе с ней.
Люди подняли головы и стали больше трудиться, постепенно восстанавливая свои дома, ремесло и город с помощью ивовой древесины, будто заразившись от странной троицы энтузиазмом. В конце улицы даже открылась небольшая винная лавка, куда за парой чарок рисового вина полюбил заходить Гу Юшэн.
Однажды и Лю Синь решил попробовать местного вина, а после, согнувшись в три погибели, опустошал желудок за таверной под сочувствующие похлопывания по спине от Тан Цзэмина и Гу Юшэна.
*Баоцзы — небольшие рисовые пирожки, приготовленные на пару
Даже тот обезумевший бродяга, которого встретил Лю Синь, проснувшись под навесом, начал подрабатывать разнорабочим и перестал просить милостыню. Зачастую его можно было встретить жующим свежие баоцзы* и все так же рассматривающим прохожих.
Тан Цзэмин немного подрос и уже не выглядел таким худощавым. Он не знал дату своего рождения, и Лю Синь, припоминая, что события одиннадцатилетней давности произошли именно зимой, предложил дату в середине января. Торговцы, что ездили в соседний городок, привезли по просьбе Лю Синя несколько книг для Тан Цзэмина, и он стал обучать его чтению и каллиграфии.
Первое время Тан Цзэмин не знал, как обращаться к Лю Синю, но услышав, как другие зовут тех, кто о них заботится, однажды позвал его:
— Ифу.
В ту ночь Лю Синь долго раздумывал о судьбе мальчика. Он знал, каково это — быть совсем одному и испытывать горечь от клейма сироты. А потому позволил Тан Цзэмину называть себя так, решив отгородить его от боли. Все равно он скоро повзрослеет и поймет, что к чему, и выберет для него новое обращение.
Вскоре Лю Синь и сам не заметил, как привязался к Тан Цзэмину. Мальчик, пусть и молчаливый бо́льшую часть времени, был умен и послушен. Спустя время, когда Тан Цзэмин осознал, что есть и другая сторона жизни, где тебя не колотят за малейший проступок, он все чаще стал улыбаться Лю Синю. Стараясь помогать во всем, он быстро всему учился и иногда пропадал с Гу Юшэном в кузнице.
Лю Синь терялся в догадках, иной раз глядя на Тан Цзэмина: как такой покладистый мальчик мог вырасти в монстра, погубившего весь свет? Сокрушаясь и качая головой, Лю Синь успокаивал себя тем, что ни в коем случае не допустит этих событий. Он будет заботиться о нем, наставлять и никогда не допустит, чтобы Тан Цзэмин встал на темный путь.
«Я стану твоей семьей. Я ведь тоже совсем один в этом мире».
Отрывок из новеллы «Ныряя в синеву небес. Том 1»
Где заказать книгу
