Конец света или рутина? 7 фактов о смерти

Ежечасно в мире умирает в среднем 6324 человека. Это дает 151 776 смертей в день и около 55,4 миллиона смертей в год. Каждые шесть месяцев с планеты исчезает больше людей, чем живет во всей Австралии. В западных странах за смертью обычно следует телефонный звонок, потом приходят люди с тележкой и отвозят тело в морг. Если это требуется, вызовут и уборщика, который приведет в порядок место смерти. Бывает, что труп тихо разлагается до тех пор, пока не начинают жаловаться соседи. На матрасе в таких случаях остается контур — след существования, как отпечаток погибших жителей Помпеев. Если у умершего нет близких, кому-то заплатят за очистку квартиры от вещей, которые когда-то служили человеку и скрашивали его одиночество: ботинок, выписанных журналов на коврике, стопок так и не прочитанных книг, еды в холодильнике, пережившей своего владельца. Что-то уйдет с аукциона, что-то отправится на свалку. Бальзамировщик в похоронном бюро может постараться сделать труп больше похожим на спящего, а не на покойника. Все эти люди занимаются тем, на что мы не можем даже смотреть — или, по крайней мере, так считаем. Для нас это конец света, для них — рутина.

Сразу после смерти человек выглядит изумительно. В считаные мгновения с лица стираются годы боли и тревог. Оно становится расслабленным и умиротворенным, разглаживаются морщины, приобретает равномерный оттенок. «В идеале я бы брался за дело, пока они еще теплые, — объясняет Ник, пуская маленькие облачка дыма. — Если мне звонят через несколько недель после смерти, все уже не так. Они немного... сморщенные, как гармошка».

Мне интересно, как выглядит смерть, и Адам выглядел мертвым. Рот был приоткрыт. Глаза тоже. Сложно сказать, какого цвета они были при жизни и вообще увидела бы я какие-то из этих цветов месяц назад или нет. Тело было болезненно желтушным, но не этот оттенок был самым ярким. Когда футболка соскользнула с головы, передо мной предстали выступающие ребра, как будто подчеркнутые еще более выраженной желтизной, контрастирующей с лаймово- зеленым животом и более темной, почти до черноты, зеленью промежутков между резко очерченными костями. Обычно именно с живота начинают проявляться признаки разложения — для правильной работы он уже наполнен бактериями, — но я даже не подозревала, что смерть, вызывающая у нас самые черные эмоции, может быть такой яркой. Микробная жизнь, взяв верх над человеческой, едва ли не светится.

Вдруг Адам делает легкий выдох — это выходит скопившийся в легких воздух. Появляется запах слегка несвежей, холодной сырой курицы.

Это первый запах смерти, с которым я сегодня столкнулась, и я сразу его узнаю. Денис Джонсон писал о нем в рассказе Triumph Over the Grave («Триумф над могилой»). Там отмечалось, что этилмеркаптан — первое из многих соединений, возникающих в процессе распада организма, — обычно добавляют в бытовой газ, чтобы можно было учуять утечку. Метод придумали еще в 1930-е годы. Рабочие в Калифорнии заметили, что над местами, где трубы пропускают газ, в термальных потоках кружат стервятники. Были проведены анализы, и оказалось, что любители падали слетаются именно на присутствующие в газе следовые количества этилмеркаптана. Газовые компании решили усилить случайный эффект и стали намеренно добавлять это вещество в количестве, которое может почувствовать человек.

Дэвид Вой нарович, художник и борец со СПИДом, вспоминал в своих мемуарах Close to the Knives («Ближе к ножам»), что острее начал чувствовать жизнь, когда от этой эпидемии стало умирать все больше знакомых, а государство никак на это не реагировало. Перед ним предстала, как он выразился, грань смертности. «Смерть и умирание окружают все теплым свечением, иногда тусклым, иногда лучистым. Я вижу себя, видящего смерть». Он чувствовал себя как бегун, который обогнал друзей, оказался вдруг один посреди деревьев и света и слышит где-то далеко позади их голоса.

Я еду домой в метро и ощущаю собственное дыхание.

Почитайте историю анатомии и научного просвещения — и вы увидите, что имена врачей подчеркнуты в ней как имена богов или святых. Однако медицина выросла на фундаменте из трупов, и эти люди в своем большинстве так и остались безвестными.

Чтобы спасать жизни, нужно знать, как работает человеческий организм. Для этого, в свою очередь, нужно заглянуть внутрь умершего, разобрать его, понять, как все

устроено. Ученые это осознавали. Тихий бездыханный труп позволяет получить больше информации, чем кричащий от боли пациент; и если заполучить эту информацию, понять, что и как делать, то смертей на операционном столе будет меньше. Свиные туши помогали лишь в некоторой степени, а системы, позволяющей человеку завещать свое тело науке, тогда не существовало.

На протяжении истории у посмертных масок было много жизней. Они были когда-то привилегией королей и фараонов. На их основе делали изображения, которые затем долго возили по стране: народ должен был отдать последние почести своему несокрушимому вождю. Художники писали с них портреты — пока не забыли о них после изобретения фотографии. Живописное изображение считалось более важным и уместным, чем непосредственный трехмерный слепок с человеческого лица. Еще посмертные маски создавали для неопознанных мертвецов в надежде, что их в будущем кто-то узнает. Одно из таких лиц теперь целуют во всем мире. Оно принадлежит девушке, труп которой достали из Сены в начале 1800-х годов. В 1960 году на основе ее маски изготовили Resusci Anne — первый манекен для обучения сердечно-легочной реанимации. Альбер Камю хранил у себя копию и называл ее утонувшей Моной Лизой, а сюрреалисты сделали ее своей неподвижной, тихой музой. Может быть, она встречалась и вам. Может быть, благодаря этому вы спасли кому-нибудь жизнь.