Прошло тридцать лет с суда в Йефасе, после которого Уильям решил начать новую жизнь на пороге Юга, в Ноэле, под другим именем — Юлиан. Он ведет спокойную и размеренную жизнь, но прошлое все еще лежит тяжелым грузом на его сердце. Меж тем на южном горизонте зреют тучи, в пучинах океана пробуждается левиафан, а в кулуарах Южных земель плетутся интриги. И кажется, что весь мир пульсирует в предвкушении чего-то великого. К каким последствиям это приведет?
Это третья часть цикла «Демонология Сангомара», эпической саги о демоническом мире, где живут вампиры, кельпи и наги. Принесли отрывок из новинки.
Демонология Сангомара. Удав и гадюка
***
Юлиан проводил купца взглядом и, когда тот скрылся за особняком, направился по выложенной камнем тропинке к морю. В небе рычал гром, предвещавший непогоду. Тогда вампир заторопился и стал спускаться с холма, поросшего соснами, зарослями можжевельника и россыпью голубых олеандров. Свинцовая туча продолжала наползать с гор по правую руку от особняка, обещая вот-вот разразиться ливнем, хотя всего час назад в небе не было ни облачка. Впрочем, столь быстрая перемена погоды для Ноэльского графства была делом обычным, поэтому ноэльцы дождей не боялись. Привыкли.
У выхода стоял стражник с алебардой. Он поприветствовал господина поклоном и отпер калитку. Поблагодарив его, Юлиан направился по ковру из хвои к каменистому берегу, спрятанному за рощицей сосен. Морской ветер играл его смоляными волосами, трепал половинчатые рукава рубахи. Подойдя к кромке прибоя, он вгляделся в посеревшие воды бухты Нериум и только решил уж было позвать Вериателюшку, свою любимую Вериателюшку, по которой жутко соскучился, и дочь-безобразницу Мафейю, как в небе снова громыхнуло. Туча прорвалась ливнем. А из-за дальнего одинокого камня, почти притопленного приливом, вдруг показалась рука. Рука была отчасти похожа на человеческую, но имела когти и бледные вытянутые пальцы, между которыми просвечивали перепонки.
Граф махнул рукой, подзывая.
От камня что-то скользнуло по направлению к нему. Вскоре вместе с набежавшей высокой волной на берег выползло существо, похожее на человека и одновременно на змею. Нижняя его часть была полностью змеиной, покрытой черной блестящей чешуей с белесыми полосами, а вот верх укрывался чешуей лишь отчасти. Лицо, живот и шея были чисты и выглядели совсем человеческими; даже оттопыренные уши с жабрами тут же прижались к голове, перестав быть заметными.
Едва пригнувшись, касаясь длинными пальцами камней, существо грациозно ползло по берегу, пока не распрямилось перед Юлианом. Настороженные желтые глаза смотрели не мигая.
— Здраш-штвуй, благошловленный водой, — сказал чуть шипяще наг. На миг показался его раздвоенный язык.
Иллюстрация из книги
— Здравствуй, Нюй Кха, — произнес Юлиан.
— Я ждал тебя…
Ливень стих так же резко, как и начался, и выглянувшее солнце заиграло на сверкающей от капель воды чешуе. Юлиан посмотрел на море, которое, точно по волшебству, переменило цвет с серого на ярко-лазурный. Там, за далекими камнями, прятались и другие наги. Их было много — порядка двадцати или тридцати особей. Некоторые казались совсем детьми.
— Вас очень много. Что случилось, Нюй Кха?
— Ш-шпящий на дне… Я хочу предупредить тебя, благошловленный водой.
— Он проснулся?
— Прош-шипается… Пошле зимы он перевернулся несколько раз во сне. А пару дней назад из его глотки донесся рык. Он очень голоден и приш-шла пора кормиться…
— Но ведь прошло лишь четырнадцать лет, а не пятнадцать, Нюй Кха.
Нюй Кха не подсчитывал проведенные в море годы, поэтому то, что Спящий проснулся на год раньше положенного, его совсем не смутило. Даже наоборот, он посмотрел на Юлиана с легким осуждением.
— Но он прош-шипается… Мы не ош-шибаемся… Может быть, он мало поел в прош-шлое пробуждение…
— Вы покидаете море?
— Да… — снова прошипел Нюй Кха. — Мы поднимемся по реке к темным горам. Там переползем в Больш-шое озеро и будем жить до зимы. Пока Ш-шпящий не вернется в Мертвый желоб…
— Когда и где вы достигнете перехода по земле?
Наг задумался. Кончик его черного чешуйчатого хвоста задрожал, а уши вновь оттопырились, обнажая жабры. Убрав мокрую прядь черных волос с лица, Нюй Кха посмотрел на друга.
— Три… или четыре ночи, — наг еще раз вскинул к небу глаза, чтобы не ошибиться. Он почти не умел считать. — Мы покинем реку там, где выш-шокие и штройные деревья сменяются темными и низкими, а острая гора прячет за собой круглые горы поменьш-ше.
— Хорошо, Нюй Кха, я тебя понял… Я буду там и помогу сопроводить вас от реки Луцци до озера Иво, чтобы переход прошел без неприятностей. Я благодарен тебе за то, что ты предупредил меня о Спящем.
— Ты благошловлен духами воды, которых мы чтим так же, как и Ш-шпящего. Поэтому мы уважаем и тебя. — Наг приложил руку к животу в почтительном жесте и обполз Юлиана по кругу. — Ш-шпящий проснется со дня на день…
— Вы не пытались с ним договориться?
— Нет… Если духи воды могут пощадить при вш-штрече, то Ш-шпящий не щадит никого, — грустно заметил наг. — Его желудок подобен бездне, и он безжалостно пожирает все, ш-што попадается на пути…
Граф протянул Нюй Кха руку для прощания. Тот неуверенно подал в ответ свою, с когтистыми пальцами. На миг желтые глаза подернулись мигательной перепонкой.
― До вштречи, благошловленный водой… — прошипел наг.
Уже у самой кромки берега, когда хвост погрузился в воду, он оглянулся. По его бескровному лицу скользнула улыбка, обнажившая острые зубы и раздвоенный тонкий язык, и вскоре он исчез вместе со своей многочисленной родней.
Юлиан долго смотрел на слепящий блеск моря, на ясное небо, уже без единого намека на дождь, на горы по правую руку и на далекую-предалекую верфь, что примостилась у входа в бухту. Обеспокоенный известиями, он зашагал обратно вверх по холму, через кованую калитку — к особняку. Тропинка виляла среди пышных цветов, вдоль скамеек, устроившихся под сенью сосен, между пристройками. Трехэтажный особняк, возведенный из темно-серого, почти черного камня, глядел, точно глазами, большими прямоугольными окнами, а у его стен вился по решетке дикий плющ, подползая под самую крышу. Из-за угла дома показался Кьенс. Он покорно взглянул на графа, молчаливо спрашивая, не надобно ли чего-нибудь.
— Кьенс, попроси конюхов подготовить лошадь.
***
Стены Луциоса вырастали по мере приближения, и вскоре Юлиан въехал в стрельчатую арку городских ворот. Здесь дорога расширялась, обрастала булыжником и разветвлялась на множество улочек, а те, в свою очередь, растекались по городу, подобно притокам реки. Но главным рукавом дорога шла к порту и проходила мимо рынка, между расположившихся по бокам лавок, кузниц, таверн и доходных домов. От порта и к порту тянулись бесконечные вереницы повозок, всадников и деловитых людей с договорами в сумах, перекинутых через плечо.
Люди, чистые и ухоженные, шумно общались между собой. У лотков живо обсуждали цены товаров в сеттах, даренах, треволах и иадах. Звенели серебрянники и бронзовички из всех уголков Сангомара. По улочкам гулял морской ветер, игриво задувая под светлые одежды горожан и путаясь в их каштановых и серых шевелюрах.
Юлиан возвышался над ними почти на голову.
Многие, завидев высокого и богато одетого господина, сразу же признавали в нем графа Лилле Адана. Тогда они почтительно расступались, пропуская того, чья семья владеет всем Ноэлем. Как шутили в народе: «Проще сказать, что не принадлежит семье Лилле Адан». В отличие от северян, народа темного и необразованного, ноэльцы знали о существовании вампиров. Именно поэтому все прекрасно понимали, кто такие Лилле Аданы, хотя и не осознавали, отчего Мариэльд живет так непозволительно долго… Уже обычным делом стала отправка из тюрем приговоренных к смерти людей в отдаленный особняк, где те бесследно пропадали. Привыкли горожане и к странным соседям, которые не имели в доме ни крошки хлеба, зато время от времени посещали заключенных. Воспринимали они это сдержанно, чуть стиснув зубы, но терпели… Терпели не так спокойно, как южане, которые и бровью не вели при виде клыков, но и не так бурно, как северяне, — никто не хватался за вилы и ножи.
И хотя ноэльские вампиры спокойно покупали кровь в узилище, все же они старались не выпячивать свое происхождение. И при случае предпочитали отмалчиваться, общаясь с каким-нибудь матросом, прибывшим на корабле с Севера.
― Да байки это всё. Ну какие вампиры, о чем вы… — шептали они со сдержанно-лукавой улыбкой и качали головой.
Впрочем, морякам редко доводилось покидать Портовый район. Они и бродили-то в основном между складами, борделями и харчевнями, пребывая в искренней уверенности, что истории про кровососов — это всего лишь россказни. Порой тот или иной матрос мог заприметить во рту случайного прохожего клыки, испугаться и потом рассказывать на своем Дальнем Севере, что видел живого вампира, настоящего демона!
Да вот только родня и друзья обменивались друг с другом понимающими улыбками, переглядывались, как бы говоря: «Эка морячок шутки шутит… Посреди города да вампир… Видано ли дело?»
Вампиров в Ноэле жило совсем немного, поэтому случаев с убийствами людей возникало и того меньше. В общем-то, вампиры не доставляли никому особых хлопот, а Мариэльд де Лилле Адан и вовсе пользовалась всеобщим уважением. Когда тридцать лет назад она вернулась из северных земель вместе с бледнолицым юношей, к тому же скверно говорящим по-ноэльски, об этом во всем Луциосе судачили несколько лет.
Личность Юлиана обросла самыми невероятными слухами, и всякое его появление в городе приводило ко всеобщему переполоху. И только спустя два десятилетия он смог вздохнуть спокойнее. Но все же не до конца…
Отрывок из книги «Демонология Сангомара. Удав и гадюка»
