«Если извлечь из моей жизни самый важный момент, представить всю мою историю одним-единственным стоп-кадром, он будет выглядеть так: на безжизненном пространстве двора стоят три женщины в темных шерстяных пальто, крепко держась за руки. Они обессилены. На их туфлях лежит пыль. Они стоят в длинной очереди.
Три женщины — это моя мама, моя сестра Магда и я. И это последние мгновения, когда мы вместе, но мы еще ничего не знаем. Мы отказываемся думать о таком исходе. Или мы так устали, что нет сил даже гадать, что будет дальше. На кадре момент разрыва — разлука матери и дочерей, раскол жизни на до и после. Впрочем, подобный смысл можно придать только задним числом».
Так Эдит Эгер начинает рассказывать свою историю. Эдит — одна из жертв Холокоста, она попала в Аушвиц в 16 лет. В нашем издательстве вышли ее книги «Выбор» и «Дар». Эдит стала психотерапевтом. Сначала через практику, теперь через книги она помогает вернуться к жизни людям, получившим тяжелейшие психологические травмы, как когда-то она сама. Сейчас Эдит 95 лет. И вот ее история, рассказываем в День памяти жертв Холокоста.
Эдит Эгер на фоне портрета Анны Франк
***
Эдит Эгер родилась в семье венгерских евреев в 1927 году. Ее отец был портным и мечтал о мальчике, потому что у него уже были две дочери — Магда и Клара. «Когда ты родилась, я хлопнул дверью, — рассказывал ей отец. — Как я злился, что у нас еще одна девчонка. А теперь ты единственная, с кем я могу поговорить».
Воспоминания о детстве у Эдит самые разные. Родители любили дочерей и старались дать им самое лучшее — образование, наряды, но старались на баловать.
«Мы сидим на стульях с прямыми спинками рядом с дровяной печью. Я бегло читаю взрослый роман, хотя мне всего девять. «Хорошо, что ты у нас умная, а то внешность у тебя так себе», — не первый раз говорит мне мама, то ли делая комплимент, то ли вынося приговор. Иногда она бывает сурова со мной. Но я наслаждаюсь теми минутами. Когда мы вот так вместе читаем, мне не приходится ни с кем ее делить. Я погружаюсь в слова, в сюжет и в свое ощущение, что мы с ней одни на всем свете».
С пяти лет девочка занималась балетом, а потом и гимнастикой. У нее есть шанс попасть в сборную, но из-за национальности Эдит не берут в команду. Тогда, в начале 40-х, война уже идет. В Кошице, где жила Эдит, евреев заставляют носить желтые звезды, ее отца отправляют в трудовой лагерь, но он возвращается. Жить становится все сложнее, опаснее, многие уезжают, но ее семья остается.
Эдит Эгер за год до Аушвица
Однажды пришли и в дом Эдит.
«Мама уже на кухне, собирает остатки еды, кастрюли и сковородки. Собственно, мы будем выживать две недели на припасах, кото- рые она сейчас собирается взять с собой: немного муки, немного куриного жира. Папа ходит по спальне и гостиной, достает книги, подсвечники, одежду, что-то откладывает. „Принеси пледы“, — кричит ему мама. Думаю, если у него был бы один птифур, он обязательно взял бы его в дорогу, лишь бы только с радостью потом отдать его мне и увидеть хоть на краткий миг удовольствие на моем лице. Слава богу, мама более практична. Когда она была еще ребенком, то заменила мать своим младшим братьям и боролась с голодом долгие месяцы горя. Бог мне свидетель, — возможно, думает она, собирая вещи, — я никогда больше не буду голодать. И все-таки мне хочется, чтобы она бросила посуду, все эти вещи для выживания, вернулась в спальню и помогла бы мне одеться. Я хотела, чтобы она хотя бы просто меня позвала. Сказала бы, что надеть. Сказала бы не переживать. Сказала бы, что все хорошо».
Сначала их привезли на кирпичный завод, а оттуда отправили на поезде в Аушвиц. Конечно, никто не знал, куда их везут. По сотне людей в вагонах. На восьмерых одна буханка хлеба. Одно ведро воды на всех. Одно ведро для отходов жизнедеятельности. Люди умирали в дороге. Все спали стоя, привалившись на своих же родственников и вытесняя мертвых.
«Я хотела бы, чтобы мои родители протянули руки друг другу, вместо того чтобы сидеть словно чужие. Мама почти ничего не говорит. Не стонет жалобно. Она не испытывает желания умереть. Она просто уходит в себя.
— Дицука, — говорит она однажды ночью, — послушай. Мы не знаем, куда нас отправляют. Мы не знаем, что будет дальше. Просто запомни: никто не отнимет то, что у тебя в голове».
Аушвиц. Поначалу все думают, что это трудовой лагерь. Эдит, Магда и их мать стоят вместе в длинной очереди из женщин и детей. Они приближаются к мужчине, который дирижерским жестом решает судьбы людей. Эдит еще не знает, что этот мужчина — доктор Йозеф Менгеле, печально известный как Ангел Смерти (немецкий врач, проводивший медицинские опыты на узниках концлагеря Аушвиц). Другой надзиратель командует: «Если вам от четырнадцати до сорока, оставайтесь в этой очереди. Старше сорока — налево».
Тогда Менгеле посмотрел на мать Эдит и спросил, это ее сестра или мать? Свой ответ Эдит будет вспоминать всю жизнь, будет винить себя и размышлять, а что было бы, ответь она «сестра»? Мать Эдит отправили в очередь с теми, кто старше 40 лет. А Эдит с сестрой заходят в бараки. Вокруг стоят женщины в полосатых платьях. Это заключенные, которых обязали руководить другими, но пока новоприбывшим трудно понять, что здесь они узники. Эдит расстегивает пальто, и одна девушка в полосатом платье замечает на ней голубой шелк. Она пинает по ее туфлям и вырывает коралловые сережки в золотой оправе.
«— Зачем ты это сделала? — спрашиваю я. — Я бы сама тебе их отдала.
— Я здесь прогнивала, пока ты была на свободе, ходила в школу, в театры, — говорит она.
Интересно, как давно она тут. Она худая, но крепкая. Стоит с гордо поднятой головой. Она могла бы быть танцовщицей. Я удивлена, почему она так разозлилась оттого, что я напомнила ей об обычной жизни.
— Когда я увижу мою мать? — спрашиваю я. — Мне сказали, что я ее скоро увижу.
Она меряет меня холодным, колючим взглядом. В ее глазах ника- кого сочувствия. Ничего, кроме ярости. Она указывает на дым, под- нимающийся из трубы вдали.
— Твоя мать горит вон там, — говорит она. — Можешь начинать говорить о ней в прошедшем времени».
Однажды к ним в барак зашел Йозеф Менгеле. Он мог ткнуть пальцем в любую девушку и увести с собой, обратно девушки не возвращались. На этот раз он приказывает Эдит станцевать.
«Сначала высокий бросок ноги. Затем пируэт и поворот. Шпагаты. И наверх. Пока я делаю шаги, изгибаюсь и кручусь, я слышу, как Менгеле разговаривает со своим помощником. Он не отрывает от меня глаз, но не оставляет свои обязанности, пока смотрит. Его голос слышно сквозь музыку. С другим офицером он обсуждает, кого из сотни девушек убить следующей. Если я оступлюсь, если сделаю что-то, что ему не понравится, я могу быть следующей. Я танцую. Танцую. Танцую в аду. Невыносимо смотреть на палача, решающего наши судьбы. Я закрываю глаза.
Я сосредоточиваюсь на танце, на годах тренировки — каждая линия и изгиб моего тела будто слоги в стихах, и тело рассказывает историю: девушка появляется в танце. Она кружится в волнении и предвкушении. Затем замирает в раздумье и созерцании. Что случится в следующие несколько часов? Кого она встретит? Поворачивается к фонтану, вскидывает руки вверх, потом разбрасывает их в стороны, как бы обнимая сцену. Она наклоняется, чтобы нарвать цветов, по одному кидает их своим почитателям и знакомым из публики, бросает их людям в толпу как символ любви. Я слышу, как нарастает громкость скрипок. Сердце колотится. В укромной темноте внутри меня снова всплывают слова матери, как будто она здесь, в этой голой комнате, шепчет сквозь музыку: “Просто запомни: никто не отнимет то, что у тебя в голове”».
За это выступление Эдит получила буханку хлеба. Этот хлеб она делит с Магдой и соседками по койке. Много позже она поймет, что та самая буханка спасла ей жизнь: когда у Эдит не будет сил идти, ее поддержит девушка, с которой она тогда поделилась своим хлебом и спасет ее.
Эдит с сестрой Магдой
Однажды заключенные заметили, что в лагерь перестали привозить евреев. А затем некоторых стали увозить из лагеря.
«Офицер с иглой и чернилами стоит передо мной. Он хватает меня за запястье и начинает колоть, но вдруг отпихивает меня.
— На тебя я тратить чернила не собираюсь, — говорит он и толкает меня в другую очередь.
— Это очередь на смерть, — говорит девушка рядом со мной. — Это конец.
Она вся серая, как будто покрыта пылью. Кто-то впереди нас в очереди молится. В месте, где постоянно угрожает смерть, эти мгно- вения для меня все равно пронизывающе убийственны. Я вдруг задумываюсь о разнице между «убийственный» и «убивающий». Аушвиц — это и то и другое. Трубы дымят и дымят. Каждая минута может стать последней. Так зачем беспокоиться? Зачем выкладываться эмоционально? И все-таки, если эта минута, вот эта самая минута — моя последняя на Земле, неужели я должна потратить ее на смирение и поражение? Не нужно ли провести ее так, будто я уже умерла?
— Мы никогда не знаем, куда какая очередь ведет, — говорю я стоящей рядом».
Эдит и Магда попали на ниточную фабрику. Под конец 1944 года нацисты стали отправлять заключенных на заводы, не хватало рабочих рук. Помотавшись по Германии, Эдит с сестрой оказываются в Гунскирхене, лагере, построенном для рабочих. Находился он рядом с концлагерем Маутхаузен. Все заключенные понимали: их сюда привезли умирать. Все были настолько обессилены, что перестали убирать даже трупы, так и лежали живые рядом с мертвыми.
Иногда Красному Кресту позволяли привезти в лагерь гуманитарный груз. В тот момент Эдит уже не могла ходить, она только лежала, изредка поднимая голову, чтобы узнать, где сестра.
«Один раз я вижу, как Магда ползет ко мне с консервной банкой в руках, от которой отражается солнце. Банка сардин. Красному Кресту, сохраняющему нейтралитет, позволили доставить помощь заключенным, и Магда пробилась в очередь и добыла банку сардин. Но нам нечем ее открыть. Это всего лишь еще один оттенок жестокости. Даже благое намерение, хорошее дело становится напрасным. Моя сестра медленно умирает от голода; она сжимает в руке еду. Она вцепилась в жестянку, как однажды не выпускала из рук свои волосы, пытаясь удержать саму себя. Банка рыбных консервов, которую невозможно открыть, — самое человечное, что у нее сейчас есть. Мы уже мертвы и почти мертвы. Не могу понять: я скорее первое или второе?»
Когда американские солдаты зашли в лагерь, у Эдит и Магды не было сил даже пошевелиться. Они слышали голоса, но лежали в куче трупов и сами были похожи на мертвецов. Магда, которая все еще сжимала в руке консервную банку, пошевелила рукой, и солдаты увидели этот лучик.
«В ту минуту я почувствовала свою руку. Я знаю точно — это моя рука, потому что до нее дотрагивается солдат. Я открываю глаза. Его широкая темнокожая рука обхватывает мои пальцы. Он вкладывает что-то мне в руку. Разноцветные горошины — красные, коричневые, зеленые, желтые.
— Еда, — говорит солдат. Он смотрит мне в глаза. Никогда не видела такой темной кожи, как у него; толстые губы, темно-карие глаза. Он помогает мне поднести руку ко рту. Помогает положить горошины на сухой язык. Появляется слюна, и я чувствую сладость. Вкус шоколада. Я помню, как называется этот вкус. Всегда носите с собой какую-нибудь маленькую сладость, — говорил мой отец. Вот и она».
Немного восстановившись, Эдит и Магда возвращаются в родной дом, где их ждет сестра Клара (она укрывалась в Будапеште под видом венгерки). Но вместе они прожили недолго. Уже через четыре года сестры разъехались, нависла угроза со стороны коммунистов. Эдит успела выйти замуж и родить дочь Марианну. Ее муж Бела, еврей по национальности, во время войны был в партизанском отряде. Коммунисты отобрали его предприятие, конфисковали машину, начали прослушивать телефон. Последней каплей стал арест Белы. Эдит удается подкупить охранника, и они бегут из Европы в Америку.
Белла и Марианна
Семья Эдит обосновалась в Балтиморе. Жизнь оказывается не такой радужной. Эдит работает на швейной фабрике, денег не хватает, Бела все чаще срывается на жену. Да и психологическая травма, полученная в Аушвице, не дает Эдит начать жить по-настоящему.
«В выживании есть только черное и белое, никаким но нет места, когда ты борешься за жизнь. Теперь наступает время сплошных но. У нас есть хлеб. Да, но нет ни гроша. Ты набираешь вес. Да, но на сердце еще тяжелее. Ты жива. Да, но моя мать мертва.
Я могла стоять в очереди за рыбой, и, когда продавец называл мое имя, вместо его лица я видела лицо Менгеле. Иногда по утрам, заходя на фабрику, я видела рядом с собой мать, видела яснее ясного, видела, как она поворачивается спиной и уходит. Я старалась изгнать воспоминания о прошлом. Думала, что это вопрос выживания. Только после многих лет я наконец пришла к пониманию, что эскапизм не лечит боль. Он ее усугубляет. По географическим меркам от моих давнишних лагерей Америка находилась дальше всех мест, в которых я жила ранее. Но психологически я была здесь узницей в большей степени, чем прежде. Убегая от прошлого — от своего страха — я не обрела свободы. Я создала тюремную камеру из своего ужаса и молчанием заперла ее на замок».
Постепенно жизнь становится стабильнее, и Эдит решается на второго ребенка и переезд в Эль-Пасо, штат Техас. Здесь у семьи больше возможностей: Белу берут на работу помощником бухгалтера, они могут снять дом, а не маленькую квартирку, как в Балтиморе.
Эдит Эгер в Эль-Пасо
А Эдит рожает сына и идет учиться: сначала на курсы английского, а затем в бакалавриат на психологию. Однажды ей попадается книга «Человек в поисках смысла» Виктора Франкла, который тоже прошел концлагерь. Этот момент стал отправной точкой для Эдит, она поняла, что только сама может помочь себе, что жить прошлым или настоящим — исключительно ее выбор. Дружба с Виктором Франклом продлится до конца жизни знаменитого психиатра, они будут переписываться и даже встретятся.
В 1969 году Эдит Эгер получила научную степень по психологии в Техасском университете в Эль-Пасо. На тот момент ей было 42 года. В 1974 году в Техасском университете в Эль-Пасо она получила степень магистра в области педагогической психологии, а в 1978-м в Сейбрукском университете — степень доктора клинической психологии.
Эдит разводится со своим мужем, а через несколько лет снова выходит за него замуж — этот шаг был необходим, чтобы найти себя и многое понять о себе, об их с Белой отношениях.
«Война лишила меня детства, лагеря смерти лишили меня юности, послевоенная навязчивая потребность никогда не заглядывать в свое прошлое просто сожрала первые годы моего взросления. Оставшись в живых, я слишком рано и слишком рьяно приступила к попыткам казаться полноценным человеком. Я родила ребенка, не успев толком оплакать свою мать. Вины Белы нет ни в том, что я выбрала отречение от своего прошлого, ни в том, что я до сих пор притворяюсь, закрываюсь от всех, в том числе и от него, не только скрывая воспоминания, но и не обнаруживая истинных взглядов и переживаний. Однако я на слишком долгие годы увязла в своем состоянии — и теперь именно на него, Белу, возлагаю за это ответственность».
Эдит и Белла
Эдит начинает практиковать. Работа становится ее смыслом жизни: она чувствует, что нужна, и это ощущение помогает ей найти себя.
Однажды Эдит решает вернуться в Аушвиц. Исполнить обряд скорби, от которого она уклонялась всю свою жизнь.
«Я готова идти. Беру с земли камень, маленький, шершавый, серый, неприметный. Сжимаю его в руке. По еврейской традиции мы кладем маленькие камни на могилы в знак уважения к мертвым, чтобы совершить мицву — благодеяние. Камень означает, что мертвые живут в наших сердцах и нашей памяти. Камень в моей руке — знак непреходящей любви к родителям. Знак вины и печали. С этим я пришла сюда, чтобы оказаться лицом к лицу с беспредельным и ужасающим. Это смерть — смерть моих родителей, смерть прежней жизни, смерть того, чего не случилось. Но все-таки я могу подчинить это своей воле. Так происходит рождение той жизни, что есть в настоящем. Здесь я когда-то узнала, что такое терпение и сострадание. Здесь и сейчас научаюсь больше не осуждать себя и откликаться, а не реагировать. Я пришла сюда за правдой и миром — и тем, что я наконец могу отпустить и оставить позади.
Я кладу камень на землю, на то место, где когда-то стоял мой барак, где я спала на деревянных нарах с пятью другими девочками, где танцевала вальс «Голубой Дунай», крепко закрыв глаза, потому что танцевала его за свою жизнь. «Я скучаю по вам. Я люблю вас. И всегда буду любить», — говорю я своим родителям.
Я приношу последние слова прощания огромному лагерю смерти, поглотившему моих родителей и многих людей; всем его комнатам ужаса, хранившим для меня тайные знания этой жизни, чтобы научить меня, как жить. Меня мучили, но я не стала жертвой, мне причиняли боль, но не сломили, душа никогда не умирает, а смысл и цель нашей жизни мы находим в тайниках нашего самого большого кошмара. Прощай. И спасибо тебе. Спасибо за жизнь. Спасибо за возможность принять наконец то, что у меня есть».
Одна из последних встреч с Виктором Франклом происходит в 1983 году в Регенсбурге на Третьем мировом конгрессе по логотерапии. Ему почти восемьдесят, Эдит пятьдесят шесть. Во многих отношениях она продолжает оставаться тем же человеком, каким была в 1966-м в Эль-Пасо, когда, сидя в университетской аудитории на лекции, испытала приступ паники от вопроса своего соседа, находилась ли она в Аушвице.
«У меня еще случаются приступы репереживаний. Во мне еще живы мучительные образы прошлого, и я еще оплакиваю свои потери. Но больше я не ощущаю себя жертвой. Всю свою жизнь я испытываю и всегда буду испытывать огромную любовь и благодарность к двум людям: американскому солдату и Виктору Франклу — они мои освободители. Солдат вытащил меня из-под груды трупов в Гунскирхене. Франкл освободил от потребности закрываться от всех, помог найти слова для осмысления моих переживаний и указал путь, как справиться с душевной болью. Благодаря его наставлениям и дружеским советам я обнаружила, что горе мое не бесцельно, и открыла для себя, в чем его смысл. Это помогло не только научиться жить в мире с прошлым, но и выйти из испытаний с таким сокровенным знанием, что им стоит делиться, — как найти свой путь к свободе».
Эдит продолжила помогать таким же, как она — людям, получившим тяжелейшую психологическую травму, которые остались в живых физически, но так и не вернулись к жизни духовно. Если раньше она помогала десяткам, сотням пациентов, теперь — тысячам, миллионам читателей ее книг.
Эдит Эгер выпустила две книги. В 90 лет — «Выбор», в 92 — «Дар». В «Выборе» доктор Эгер рассказывает свою историю, описывает свой путь к освобождению из внутренней тюрьмы. Книга стала мировым бестселлером, ее рекомендуют к прочтению знаменитости, в том числе Билл Гейтс и Опра Уинфри.
Вторая книга «Дар» получилась более прикладной. Эдит дает читателям 12 ключей к внутреннему освобождению и обретению себя. Этот труд — квинтэссенция личного и профессионального опыта автора.
В сентябре 2022 года президент Венгрии Каталин Новак посетила Эдит Эгер и вручила ей орден «За заслуги». Сейчас Эдит живет в Сан-Диего, ее внук помогает вести соцсети, а большая семья приезжает на каждый праздник.
Каталин Новак и Эдит Эгер. Все фото из личного архива Эдит Эгер
