После международного успеха своих мемуаров о пребывании в Аушвице Эдит Эгер решила пересказать историю иначе. Так, чтобы ее услышали даже те, кому тяжело читать о холокосте. Получилась книга «Балерина из Аушвица». Созданная, чтобы вдохновлять, а не пугать. Эгер говорит голосом юной Эдит, влюбленной, мечтающей, ищущей себя. Она откровенно и пронзительно заново проживает свое детство, первые чувства и чудо выживания в трагических условиях, делится собственными болью и надеждой. Публикуем отрывок из книги.
Они приходят ночью…
Они приходят ночью. Они колотят в дверь, они орут. Впустит их папа или они выломают дверь и ворвутся к нам в квартиру? Кто там за дверью — немецкие солдаты или нилашисты?
Солдаты врываются в спальню, объявляют, что нас выселяют из дома и сейчас отправят в какое-то другое место. С собой нам разрешено взять один чемодан на четверых. В оцепенении я все никак не могу слезть с раскладушки, на которой сплю в изножье родительской кровати.
«Живей, Дицу, — поторапливает меня мама. — Поднимайся. Одевайся». «Не сказала бы, что одежки сильно улучшат твою фигуру», — шепчет мне Магда. Никакой передышки от ее подколок. И как мне узнать, что пришло время испугаться по-настоящему?
Мама теперь орудует на кухне: упаковывает продукты из наших скромных запасов, всякие кастрюли, плошки. На самом деле эта захваченная ею из дома провизия — пригоршни муки, немного куриного жира — поможет нам продержаться следующие две недели.
Солдаты топают, с грохотом опрокидывают винтовками стулья в гостиной. Живей! Пошевеливайтесь! А во мне поднимается злость на маму. Случись что, она первым делом бросится спасать Клару и только потом меня. Ей важнее перебирать продукты в кладовке, чем взять меня за руку и разогнать страхи, осаждающие меня в темноте этого мрачного утра.
Несмотря на промозглый холод апрельского утра, я надеваю тоненькое голубое платье из шелка, которое было на мне в мой день рождения, когда Эрик поцеловал меня. Разглаживаю пальцами складки. Застегиваю узкий голубой замшевый ремешок. Я буду носить это платье, чтобы однажды Эрик снова смог меня обнять. Так я по-прежнему буду чувствовать, что желанна, что я под защитой и готова вернуть себе свою любовь.
Я представляю себе Эрика и его родных: как и мы, они сейчас одеваются и в потемках спешно собирают вещи. Я чувствую, что он сейчас думает обо мне. Поток энергии заливает меня от макушки до пят. Я закрываю глаза и обнимаю себя за плечи, чтобы отблески этой вспышки счастья и надежды согревали меня и дальше.
Уродливая реальность грубо вторгается в мои грезы. «Уборная у вас где?» — рявкает солдат Магде в лицо. И моя сестра, эта прирожденная командирша, эта острая на язык кокетка, вдруг съеживается под его свирепым взглядом.
Еще ни разу не бывало, чтобы она упустила случай кого-то поддеть, высмеять на потеху публике. Она ни в грош не ставила никакое начальство, никакие авторитеты. В школе она демонстративно не вставала с места, когда в класс входил учитель. «Элефант», — однажды окликнул Магду по фамилии невысокий школьный математик, желая сделать ей выговор. Сестрица встала из-за парты и, поднявшись на цыпочки, воззрилась на него сверху вниз. «Ах, так вы уже здесь? — спросила она, прикинувшись удивленной. — А я-то и не заметила».
Но сегодня у нас в доме люди с автоматами. Это отбивает у Магды всякую охоту нагрубить им или взбунтоваться. Она лишь слабо указывает в конец коридора. Солдат отталкивает ее с дороги. У него в руках оружие. Ему не нужно других доказательств, что он здесь власть.
Теперь до меня начинает доходить, что, как бы плохо ни было сейчас, всегда может стать еще хуже. Что каждый миг таит в себе угрозу насилия. Никому из нас не дано знать, когда и от чего ты сломаешься. И не факт, что послушание тебя спасет.
Из книги «Балерина из Аушвица».
