Город завис в ожидании туманного шквала. Воет сирена, все полеты отменены. Прохожих становится все меньше, лавочники закрываются пораньше, даже полицейских констеблей распустили по домам. В Габен прибывает «Дурбурд», последний поезд перед туманным шквалом. И привозит он с собой жуткое существо и целый ворох тайн.
Ждем из печати две истории Владимира Торина под одной обложкой — повесть «И гаснет свет» и роман «Моё Пост-Имаго». Истории связаны между собой, переплетены, и их действие происходит в одно и то же время.
А пока делимся цитатами из книги — о мрачном городе, его жителях и странных событиях, которые с ними происходят.
Туманный шквал
Мгла затопила Га́бен еще ранним утром, а к вечеру сгустилась уже настолько, что полеты над городом отменили. Даже наземный транспорт работал с перебоями: кебы исчезли, старенький омнибус не ходил, да и на трамваи было рискованно полагаться. Еще в полдень почтальоны прекратили доставлять письма и бандероли. При этом трубы пневмопочты, обвившие город металлической паутиной, дрожали, почти не успокаиваясь: личное общение заменили собой послания в капсулах.
Постепенно улицы опустели. Полицейские тумбы на перекрестках выглядели одинокими и покинутыми — констеблей распустили по домам; и сейчас вроде как было самое время для всяческой мерзости, что порой творится на га́бенских улочках, но различные грабители, убийцы, коварные заговорщики и им подобные малоприятные личности предпочли взять выходной. И то верно — кому захочется исчезнуть в тумане, раствориться в нем без следа?
Доктор Доу
О докторе из переулка Трокар действительно ходили весьма неоднозначные слухи. Натаниэль Френсис Доу был мрачен, как тень, и холоден, как сквозняк, прошедшийся по спине. А еще он выглядел и вел себя так, словно перманентно раздражен. Кто-то назвал бы его черствым, но правда в том, что за черствость люди частенько принимают прямоту, с которой им сообщают неудобную для них правду. Они не любят тех, кто обходится без смягчения и не боится ранить чью-то чрезмерно чувствительную натуру. Ну а доктор Доу был профессиональным ранителем чрезмерно чувствительных натур. В какой-нибудь книжке он запросто мог бы состояться в качестве злодея, к которому ни за что не рекомендуется подпускать ребенка.
Доктор Доу в исполнении автора книги
Малыш Кобб
Разумеется, Калеб понял, что Малыш Кобб живой, сразу же, как только папа вытащил его из коробки.
В тот миг он просто не мог поверить своему счастью. Девочке из его школы, курносой Глэдис Хейл, родители однажды подарили живую куклу по имени Сюзанна, и Калеб ей очень завидовал. Глэдис же ее кукла быстро наскучила, и она отослала ее своей кузине в другой город. Калеб эту курносую Хейл не понимал: он часто мечтал о том, что и ему дарят деревянного друга, воображал, как они играют вместе, гуляют, придумывают различные интересные штуки, — как такое может наскучить?!
Само собой, он был уверен, что ему никогда не подарят ничего подобного, потому что у его родителей нет столько денег. Мама однажды сказала, что такие куклы очень редкие, очень дорогие и это отнюдь не игрушки. Так что Калеб едва не умер от восторга, когда увидел Малыша Кобба. Он и представить себе не мог, чего папе стоило добыть такой подарок, и боялся даже предположить, сколько он потратил на него денег.
Автоматон
В нише, рядом с пошарпанной дубовой дверью, стоял не подающий признаков жизни автоматон. Выглядел он довольно необычно и совсем не походил на тех механоидов, что сновали по улицам Саквояжного района. У здоровяка была большая круглая голова с массивным носом, глазами-лампами и жестяными гравированными усами; судя по заслонке топки на громадном круглом брюхе автоматона, приводился в движение он при помощи угля, ну а труба в виде шляпы-цилиндра исполняла роль дымохода.
Джаспер
Было видно, что Джаспер пытался причесаться, он даже галстук повязал — мальчик явно расстарался, чтобы привести себя в приличный вид перед прибытием в Габен. Что ж, вышло у него не очень: по мнению доктора, выглядел он как бродяга, которому сообщили, что через полчаса ему предстоит встреча с судьей. Но чего еще ждать от мальчишки… Доктор нисколько не удивился тому, что Джаспер оказался в самом сердце этой толчеи: его двенадцатилетний племянник был существом раздражающе любопытным и утомительно прытким — отучить его совать всюду свой нос не смог даже Натаниэль Френсис Доу.
*
Если бы доктору потребовалось кратко описать племянника, он бы использовал для этого лишь четыре слова: «сумбур», «суматоха» и «имбирное печенье». Последнее — из-за неуемной страсти мальчишки к этому кондитерскому изделию. К примеру, прямо сейчас тот уплетал уже, наверное, пятнадцатое по счету печенье «Твитти» и останавливаться на достигнутом явно не собирался.
«Ржавый зал»
Ржавый зал тонул в потемках так же, как и все здание, но благодаря тусклому свету, который с трудом пробивался в помещение через стеклянную крышу, можно было разобрать, что всю противоположную стену аудитории занимает удивительное — если не сказать поразительное — нечто.
Название зала мгновенно обрело смысл. На стене висела огромная, размером с трехэтажный дом, засушенная буро-рыжая бабочка с ветвящимися золотистыми прожилками на крыльях. Вытянутое мохнатое тело, длинные усики и закрученный, как пожарный рукав, хоботок, казалось, вот-вот шевельнутся, но фасеточные глаза скрывались под толстым слоем пыли: щетка уборщика общества туда не добиралась, видимо, с момента, как бабочку здесь разместили.
В любом случае это был величественный и жуткий экспонат, он вызвал у Джаспера трепет, а у доктора… ничего не вызвал: «Бабочка и есть бабочка — ну, большая бабочка, и что с того?»
Констебли
Бэнкс и Хоппер едва-едва начали свое расследование, но оба считали, что уже потрудились на славу. Обычно прозябающие целыми днями у своей тумбы в зале ожидания вокзальные констебли не привыкли так много работать и думать, и это тут же сказалось как на их самочувствии, так и на настроении. А когда они начали грызться друг с другом, тут стало очевидно, что пришло время заглянуть за пирожками — пирожки всегда действовали на них ободряюще…
Больница Странных Болезней
Вероятно, в каждом городе есть такая лечебница. Где похожие на безумных ученых доктора только и делают, что ищут повод применить свои пилы да опробовать новые иглы и скальпели. Где черствые престарелые медсестры, вместо того чтобы помогать, будто бы питаются мучениями пациентов. Где больные, снующие вдоль обшарпанных стен, напоминают бескровных неприкаянных призраков.
Габенская Больница Странных Болезней была худшим примером подобных лечебниц. Начать с того, что здешние доктора и правда будто сошли с афиш мрачных пьес-кошмаров. Ну а медсестры… Что ж, именно Гертруда Грехенмолл, старшая медсестра из Больницы Странных Болезней, стала прообразом жуткой медсестры мисс Крайверру из аудиодрамы «Ужасы палаты № 9», которая затачивала на глазах у несчастного пациента цепную пилу остеотома, а потом хохотала, когда остеотом вгрызся в его ногу. И уже одно это говорит о многом…
Происшествие
Доктор Доу меж тем вручил племяннику зонт и, войдя в купе, поставил саквояж на откидной столик, снял черные кожаные перчатки. А затем словно поднял иглу с граммофонной пластинки, отключив у себя в голове протестующие возгласы изгоняемых зевак, и, надев белые рабочие перчатки, склонился над телом.
Принадлежало оно мужчине сорока — сорока пяти лет. Чуть скругленное лицо обрамляли светлые волосы, спутанные и залитые кровью. У покойного были бакенбарды и кустистые брови. Нос, рот и левый глаз почти полностью отсутствовали.
Доктор достал из саквояжа линеечку и замерил края раны (длина — пять с половиной дюймов, ширина — чуть больше полутора). После чего зажег переносную лампу и через увеличительное стекло взглянул на рану поближе.
Края ее были рваными, в самых глубоких местах белел череп. При этом там, где кожа обрывалась, обнаружилось кое-что весьма странное…
Доктор взял пинцет и, поддев «странное», поместил его в пустую скляночку. Снова взглянув на рану, задумчиво покачал головой: он не понимал, что оставило такие повреждения. Может, осмотр тела даст хоть какие-то ответы?
По материалам книги «Моё пост-имаго»
Заказать: МИФ / Ozon / Читай-город
Обложка поста — иллюстрация Ana Nagrani из книги
