Что получится, если поцеловать незнакомца в Стэнфорде, а затем попросить его о фейковых отношениях? Смешной и остроумный ромком с героями из академической среды, абсолютный международный бестселлер. Принесли отрывок из «Гипотезы любви» — чтобы вы могли прочувствовать атмосферу истории уже сейчас.
В защиту Оливии следует заметить, что мужчина, кажется, не слишком возражал против поцелуя. Ему, правда, потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя — учитывая внезапность, его можно было понять. Это была неловкая, неудобная, несколько болезненная минута, в течение которой Оливия прижималась губами к его губам. Чтобы ее рот оказался на уровне его лица, ей приходилось изо всех сил тянуться вверх, стоя на носочках. Ну вот почему он такой высокий? Поцелуй, должно быть, выглядел так, будто она неуклюже пыталась его боднуть, и она начала беспокоиться, что ее план не сработает. Ее подруга Ань, которую Оливия увидела несколько минут назад, с первого взгляда поймет, что у них с Поцелованным Чуваком никакое не свидание.
А потом это мучительно медленное мгновение прошло, и поцелуй стал… другим. Мужчина резко вдохнул и чуть склонил голову, отчего Оливия перестала чувствовать себя помесью белки и обезьяны, которая лезет на пальму, а его руки — большие и приятно теплые в холодном кондиционированном коридоре — сомкнулись на ее талии. Они скользнули вверх на несколько сантиметров, обхватили грудную клетку Оливии и прижали ее к себе. Не слишком тесно, но крепко.
Как надо.
Это был скорее долгий, чем глубокий поцелуй, но было довольно приятно, и за несколько секунд Оливия успела о многом забыть, включая тот факт, что она прижимается к случайному незнакомцу. И что у нее едва хватило времени прошептать: «Можно я вас поцелую?» — прежде чем прижаться губами к его губам. И все это представление она устроила в надежде обмануть Ань — ее лучшую в мире подругу.
Но хороший поцелуй творит чудеса: девушка может на какое-то время забыть обо всем на свете. Оливия поняла, что растекается по широкой, крепкой груди, на которую так приятно было опереться. Она провела руками по твердой линии подбородка и запустила пальцы в удивительно густые и мягкие волосы, а потом… потом она услышала собственный вздох, как будто ей уже не хватало воздуха, и вот тогда ее словно кирпичом по голове ударило… Нет. Нет.
Нетушки, нет.
Нельзя получать от этого удовольствие. Какой-то незнакомый чувак, вот это все. Оливия сделала резкий вдох, отстранилась и начала отчаянно искать взглядом Ань. Одиннадцать часов вечера, голубоватый свет в коридоре биологических лабораторий, и ее подруги нигде не видно. Странно. Оливия была уверена, что видела ее за несколько секунд до этого.
Поцелованный Чувак, приоткрыв губы, стоял прямо перед ней, грудь его вздымалась, в глазах мерцал странный свет, и в тот момент она поняла чудовищность того, что только что сделала. Кого она только что…
Гребаный трындец.
Просто жесть.
Потому что доктор Адам Карлсен был известным мудаком.
Само по себе это мало кого могло удивить, поскольку в академических кругах от любого, кто стоял выше уровня аспиранта — выше Оливии, к сожалению, — требовалась определенная степень сволочизма, чтобы удержаться на своем месте хоть какое-то время, а штатные преподаватели составляли верхушку этой сволочной пирамиды. Доктор Карлсен, однако, превосходил их всех. По крайней мере, по слухам.
Именно из-за него Малькольму, соседу Оливии, пришлось полностью отказаться от двух исследовательских проектов и, скорее всего, отложить защиту на год. Именно из-за него Джереми блевал от волнения перед квалификационным экзаменом. Доктор Карлсен был единственной причиной, по которой половине студентов биофака пришлось отложить защиту дипломов. Джо, одногруппник Оливии, еженедельно водивший ее смотреть европейские фильмы плохого качества с микроскопическими субтитрами, был аспирантом-исследователем в лаборатории Карлсена, но спустя полгода бросил аспирантуру «по личным обстоятельствам». Видимо, это было правильным решением, поскольку у большинства оставшихся аспирантов Карлсена вечно дрожали руки, а выглядели они так, будто уже год не спали.
А Оливия только что его поцеловала.
Она не знала, сколько длилось молчание… Она была уверена только в том, что нарушил его Карлсен. Он стоял перед Оливией, до смешного устрашающий, с темными глазами и еще более темными волосами, глядя вниз с почти двухметровой высоты — он был выше ее сантиметров на двадцать. Карлсен хмурился — с таким выражением Оливия видела его на кафедральных семинарах.
Оно обычно появлялось перед тем, как он поднимал руку, чтобы указать на какой-то роковой недостаток в работе докладчика. Оливия слышала однажды, как ее научрук назвал его «Адам Карлсен, разрушитель научных карьер».
Все в порядке. Все хорошо. Все в полном порядке. Она просто притворится, будто ничего не случилось, вежливо кивнет ему и потихонечку уберется отсюда. Да, надежный план.
— Вы… Вы что, поцеловали меня? — Он, кажется, удивился и, возможно, даже немного задыхался. Губы у него были полные, припухшие, и… Боже. Целованные. Оливия никак не смогла бы отрицать то, что только что сделала.
Но все же стоило попробовать.
— Нет.
К ее удивлению это, кажется, сработало.
— А. Тогда ладно. — Карлсен кивнул и повернулся, кажется, слегка растерявшись. Сделал пару шагов по коридору и добрался до фонтанчика с водой, к которому, вероятно, и направлялся изначально.
Оливия уже почти поверила, что ей это сойдет с рук, но тут он остановился и обернулся с недоверчивым видом:
— Вы уверены?
Вот блин.
— Я… — Она закрыла лицо руками. — Все не так, как кажется.
— Ладно. Я… Ладно, — медленно повторил он. Голос у него был глубокий и низкий и звучал так, будто он вот-вот взбесится. Как будто он уже взбесился. — Что вообще происходит?
Она просто не могла ему этого объяснить. Любой нормальный человек счел бы положение Оливии странным, но Адам Карлсен, который, очевидно, считал эмпатию багом, а не нормальным человеческим качеством, никогда не смог бы этого понять. Она уронила руки и сделала глубокий вдох.
— Я… послушайте, не хочу грубить, но это вообще не ваше дело.
Он смотрел на нее минуту, затем кивнул.
— Да. Конечно. — Должно быть, он уже пришел в себя, поскольку тон из удивленного снова стал обычным, сухим. Отрывистым. — Тогда я вернусь к себе в кабинет и начну составлять жалобу по Девятому разделу.
Оливия вздохнула с облегчением.
— Да. Это было бы здорово, потому что… Стоп, что?
Карлсен вздернул подбородок.
— Девятый раздел — это федеральный закон, защищающий от сексуальных домогательств в академических учреждениях…
— Я знаю, что такое Девятый раздел.
— Понятно. То есть вы сознательно решили им пренебречь.
— Я… Что? Нет-нет, что вы!
Он пожал плечами.
— Наверное, я ошибся. На меня, должно быть, набросился кто-то другой.
— Набросился… Я на вас не набрасывалась.
— Вы поцеловали меня.
— Но не по-настоящему.
— Без моего предварительного согласия.
— Я спросила, могу ли я вас поцеловать!
— А затем сделали это, не дождавшись моего ответа.
— Что? Вы сказали «да».
— Прошу прощения?
Оливия нахмурилась.
— Я спросила, могу ли поцеловать вас, и вы сказали «да».
— Неверно. Вы спросили, можете ли поцеловать меня, и я фыркнул.
— Я практически уверена, что вы сказали «да».
Он приподнял бровь, и на минуту Оливия позволила себе помечтать об утоплении. Утопить доктора Карлсена. Или утопиться самой… Оба варианта казались заманчивыми.
Хотите узнать, что было дальше? Читайте «Гипотезу любви»
