Осенью прошлого года у нас вышла очень важная новинка — книга писателя и финалистки Пулитцеровской премии Мэри Габриэль «Женщины Девятой улицы». Это книга о пяти женщинах, которые ворвались в искусство и неожиданно переменили его.
В первом томе автор подробно говорила о двух художницах — Ли Краснер и Элен де Кунинг. Во втором томе, который вышел этой весной, вы прочитаете захватывающие биографии ещё трех женщин — Грейс Хартиган, Джоан Митчелл и Хелен Франкенталер. Об их жизни, творчестве и борьбе за права. Борьбе, которая продолжается до сих пор.
Джоан Митчелл, Хелен Франкенталер и Грейс Хартиган в 1957 году. О них будем читать во втором томе. Фото Burt Glinn / Magnum
Выбрали три отрывка из книги — о сильных и смелых амазонках, которым суждено сыграть ключевые роли в новом движении в живописи.
Бесконечная паутина хаоса
Хелен Франкенталер и Клем Гринберг вышли из лифта в галерее Бетти Парсонс — они пришли на ноябрьскую выставку Джексона Поллока. «Посмотри выставку и скажи мне, что ты обо всем этом думаешь», — и вместо экспозиции Клем направился в кабинет Бетти.
«Бесконечной паутины» хаоса, который один из посетителей сравнил с метеоритным дождем. Художница чувствовала себя так, будто ее «ослепили, будто Клем поместил меня в центр кольца Мэдисонсквер-гарден… Это было так ново, так притягательно, так загадочно, и мощно, и реально, и красиво, и обескураживающе».
Хелен. Источник
По галерее бродила еще пара-другая посетителей, но Хелен Франкенталер не видела никого и ничего, кроме полотен. Они были настолько живыми, будто танец, исполненный при их создании Поллоком, все еще продолжается.
В 21 год Хелен окончила Беннингтонский колледж и с тех пор искала способ выпустить наружу свой дар — она точно знала, такой таился внутри нее. Она верила, что способна на что-то большое, на что-то великое, на что-то совершенно оригинальное. На что-то вроде того, что делал Поллок. В тот день ее больше всего вдохновило даже не то, что он сделал, а сам факт, что он сделал это; что он создал что-то новое: свою собственную вселенную, — получалось, ей это тоже доступно.
«Он открыл мне путь и дал свободу, он позволил и мне оставить собственный след в искусстве», — признавалась она десятилетия спустя, все еще отлично помня волнение, которое испытала в тот день на выставке. Хелен назвала ту первую встречу с творчеством Джексона «прекрасной травмой», которая направила ее на путь инноваций и смелых экспериментов. Через несколько лет многие назовут ее работы своего рода мостиком между Поллоком и тем, что стало возможным после него. Иными словами, после Джексона Хелен станет представлять будущее.
Мать или художница?
Грейс было двадцать шесть лет. Ее муж Боб вернулся домой с войны и подал на развод по причине бегства супруги. И тут она ощутила себя совершенно свободной. Решив, что она должна писать «каждый день жизни», она попросила босса на работе уволить ее, что позволило бы ей в течение года получать пособие по безработице. Тот согласился. Затем Грейс нашла квартиру для себя и Джеффа.
Грейс. Источник
Грейс изо всех сил старалась быть одновременно художником и матерью. Завезя сына в школу, она неслась домой к мольберту, но вскоре начались постоянные ссоры с Джеффом. Мальчик обижался и требовал больше внимания от матери. Вернувшись после обеда домой, он ворчливо говорил ей: «Я знаю, что ты снова писала». Ситуация, по словам Грейс, «была чрезвычайно трудной… Джефф, мой сын, яростно противился моим занятиям живописью».
В итоге Грейс поняла, что ради его и своей пользы ей придется выбирать между ребенком и призванием всей своей жизни. И она выбрала творчество. Когда учеба в школе закончилась, она отвезла семилетнего мальчика в Нью-Джерси к бабушке и дедушке по отцовской линии, якобы только на лето, пообещав навещать его по выходным.
Грейс Хартиган, The Creeks, 1957
Если бы подобное решение принял мужчина, его, вероятно, поняли бы и простили. Когда мужчина бросал семью ради искусства, этот факт просто «включался в миф о его творческом пути…
Грейс прекрасно понимала, на какой серьезный шаг она идет, и все равно его сделала. Грейс Донна Сизи, которая, была с ней очень близка, сказала: «Она сильно сожалела, что ей пришлось отдать Джеффа. Она всегда чувствовала из-за этого боль. Но она знала, что обязана сделать этот трудный выбор и что выбрать нужно живопись, а не ребенка».
«Я никогда не считала себя гением»
Джоан показала новые картины на своей второй персональной выставке в «Конюшенной галерее» Элеоноры Уорд 22 февраля, через 10 дней после ее 30-го дня рождения. Художница, как и следовало ожидать, страшно нервничала по поводу того, как их примут. «Я никогда не считала себя гением, — признавалась она годы спустя, — так как лишена присущего подобным людям эгоизма».
Джоан. Источник
Мать Джоан, как могла, пыталась повысить самооценку дочери перед выставкой. Она убеждала художницу в письме, к которому прилагался чек на 500 долларов на меховое пальто: “Ты, пожалуйста, не беспокойся о выставке. Отлично ведь уже само то, что ты ее проводишь! А продастся что-нибудь или нет, не так важно». Из-за слабого здоровья отца родители Джоан не смогли приехать в Нью-Йорк ни на открытие выставки дочери, ни на вечеринку в «Клубе» в ее честь.
Рецензент ArtNews Дороти Секлер сказала, что «вдохновленные пейзажами абстрактные картины размером во всю стену… ставят ее в ряд самых важных молодых нью-йоркских художников… Она увидела, что цвет можно использовать не как свет, а как чистую энергию». К концу года Джоан пригласили принять участие в семи крупных коллективных выставках, в том числе в «Карнеги Интернешнл» и ежегодной экспозиции Галереи американского искусства Уитни, а также в важной общенациональной передвижной выставке «Авангард 1955».
Джоан давно считалась одним из наиболее интересных членов многочисленного сообщества живописцев, а после 1955 г. заняла место среди лучших.
Но какой бы славной и успешной ни была в тот период творческая карьера Джоан, ее личная жизнь лежала в руинах. Ее психоаналитик Эдрита Фрид настаивала, чтобы художница сменила обстановку, которая практически уничтожила ее в предыдущем году.
По материалам книги «Женщины Девятой улицы. Том 2»
Обложка отсюда