Возможно, вы слышали историю о талантливой сестре Шекспира, которая не получила признания при жизни. Она вымышленная и при этом несет глубокий смысл. Необычный сюжет появился в эссе Вирджинии Вулф «Своя комната», где автор размышляет о женщинах и литературе, творчестве и условиях, при которых может проявить себя гений. Приводим выдержки из книги.
Предыстория
Мне вспомнился один пожилой епископ, ныне покойный, который утверждал, что ни одной женщине, когда-либо жившей или живущей, не суждено обладать шекспировским даром. Он писал об этом в газеты. Также он ответил одной леди, которая обратилась к нему за советом, что кошки после смерти не попадают в рай, хотя и у них, безусловно, в некотором смысле есть душа. Поговоришь с таким мудрецом, и думать не надо! Воистину человеческое невежество безгранично. Кошки не попадают в рай. Женщинам не дано писать шекспировские пьесы.
Сестра Шекспира
Глядя на полку с книгами Шекспира, сложно было не признать, что хотя бы в одном старый епископ оказался прав: во времена Шекспира ни одна женщина не могла написать шекспировскую пьесу. Поскольку с фактами негусто, давайте вообразим, что у Шекспира была необычайно одаренная сестра — например, по имени Джудит.
Сам Шекспир, скорее всего, учился в грамматической школе (его мать получила наследство), где познавал латынь — Овидия, Вергилия и Горация, а также основы грамматики и логики. Он был, как мы знаем, неуправляемым мальчишкой: охотился на кроликов, возможно, стрелял оленей и слишком рано женился на соседской женщине, которая чересчур быстро родила ему ребенка. В результате этой эскапады ему пришлось отправиться в Лондон на заработки. В нем явно уже пробудилась любовь к театру: для начала он подрабатывал тем, что принимал лошадей у служебного входа. Вскоре он уже работал в самом театре, стал успешным актером и жил в самом сердце Вселенной — знакомился и общался со всеми, реализовывал свой талант на подмостках, оттачивал остроумие на улицах и как-то даже попал в королевский дворец.
Мы знаем Шекспира, но какой могла быть его сестра? — Источник
Тем временем его необычайно одаренная сестра оставалась дома. Она была такой же авантюристкой, как брат, такой же выдумщицей и так же мечтала увидеть мир. Но ее не отдали в школу. У нее не было шанса выучить грамматику и логику — не говоря уж о Горации или Вергилии. Иногда она брала в руки книгу и читала несколько страниц. Но тут входили родители и велели ей идти штопать чулки, готовить рагу и не забивать себе голову книжками да бумажками. Они были строги, но из лучших побуждений, поскольку были разумными людьми и хорошо понимали, какая жизнь ожидает их любимую дочь. Она наверняка была зеницей отцовского ока. Возможно, она украдкой царапала что-то на бумаге, спрятавшись в сарае для яблок, но тщательно прятала или даже сжигала свои записи.
Однако вскоре ее, совсем юную, обручили с сыном соседского торговца шерстью. Она плакала и кричала, что этот брак ей ненавистен, и за это отец побил ее. Потом он уже не ругался, а молил не причинять ему боль, не позорить его. Прослезился, обещал подарить ей бусы или нижнюю юбку. Как можно было ослушаться? Как разбить отцовское сердце?
Но собственный талант заставил ее собрать узелок с пожитками и как-то летней ночью вылезти из окна и отправиться в Лондон. Ей не было еще и семнадцати, а голос — музыкальнее, чем у птиц в придорожных кустах. Подобно брату, она обладала идеальным слухом в том, что касалось слов. Подобно ему, любила театр. Стоя у дверей, она заявила, что хочет играть на сцене. Мужчины расхохотались ей в лицо. Хозяин, толстый губошлеп, помирая со смеху, выдавил из себя что-то о танцующих пуделях и женщинах на сцене. Женщины неспособны играть, заявил он. Намекнул — понятно на что. Учеба была ей недоступна. Нельзя было даже пообедать в кабаке или пройтись по улице ночью. Но ее снедала страсть к литературе, желание изучать людей, их характеры. И наконец — все-таки она была юна и хороша собой: серые глаза и брови дугой, как у Шекспира, — наконец, Ник Грин, глава труппы, сжалился над ней; она забеременела от него и потому — кто измерит жар и гнев таланта, оказавшегося в плену женского тела? — покончила с собой зимней ночью и ныне погребена где-то под перекрестком у паба «Слон и замок», где теперь останавливаются омнибусы.
Идея
Думаю, именно так бы разворачивались события, если бы современница Шекспира оказалась наделена шекспировским талантом. Шекспировский гений не мог зародиться среди необразованных слуг и рабочих. Он не родился в Англии среди саксов и бриттов — нет его среди рабочих и в наши дни. Так как же этот талант мог принадлежать женщине, которая трудилась с самого детства, которую заставляли работать родители, закон и традиции?
У женщины во времена Шекспира не было своей комнаты, в которой можно было бы творить. — Источник
Талантливая женщина в XVI веке наверняка сошла бы с ума, покончила с собой или доживала бы одна на окраине, то ли ведьма, то ли чародейка, всеобщее пугало и посмешище, и выдуманная мною биография сестры Шекспира только укрепляет в этом мнении. Не нужно быть психологом, чтобы понять, что одаренная поэтесса в то время была бы подвергнута остракизму окружающих и сходила бы с ума от внутренних противоречий, так что ей вряд ли удалось бы сохранить рассудок и здоровье.
Чтобы вести в Лондоне XVI века привольную жизнь поэта и драматурга, женщине пришлось бы ежедневно переживать такой стресс, какой мог бы убить ее. А если бы она выжила, из-под ее пера выходили бы искаженные, болезненные вещи, плоды больного разума. И уж конечно, она не подписывала бы свои работы. Она бы наверняка прибегла к этой защите.
Обращение
У Шекспира была сестра, но не ищите упоминания о ней в биографии работы сэра Сидни Ли (примечание: английского биографа). Она умерла в юности, так и не написав ни слова. Ее похоронили напротив «Слона и замка», там, где останавливаются омнибусы.
Я же верю в то, что погребенная на перекрестке поэтесса, не написавшая ни слова, все еще жива. Она живет во мне, и в вас, и в тех женщинах, кто не смог прийти сегодня, поскольку им надо мыть посуду и укладывать детей. Но она жива, поскольку великие поэты не умирают; они продолжают жить, и чтобы предстать во плоти, им нужно только одно. Если у каждой будет пятьсот фунтов в год и собственная комната, покойная поэтесса вновь обретет тело, которое прежде так часто теряла.
По материалам книги «Своя комната»
