Никита Замеховский-Мегалокарди в своей книге «Серф-сказки» рассказывает 12 сказочных новелл — прекрасных захватывающих историй, созданных на основе серфовых рассказов, мифологии, происшествий и его собственных ощущений.
Эти удивительные истории берут исток в одной сказке — именно с нее все началось.
«А-Л-А-Э — непривычное созвучье, рождающее в душе странное эхо, непривычная доска, порождающая странные ощущения. Она словно волшебный предмет, которым мудрые боги одаривали когда-то героев, с её помощью можно слышать настоящие речи океана.
Я видел ее на картинках, я читал отрывки, которые посвящены ей в интернете, и наконец, увидел на Бали в магазинчике «Naruki», где она мокла под внезапным январским ливнем. Я взял ее в руки. У нее была странная, не похожая ни на что форма, она напоминала даже не доску, была словно рыбой, кистеперой древней рыбой, от которой произошло все на Земле. И этой своей странной формой, весом, большим чем привычная доска, открытым деревом она меня словно спросила:
— Ты кто? Я тебя знаю…
Я прижал щеку к ее влажной светлой палубе.
— Эй, бро, смешная штука, правда? Всего двести пятьдесят баксов, для тебя — двести десять! — сказал, выбравшись из-под тента, крепенький балиец лет двадцати пяти.
– Окей, бро, — ответил я и стал обладателем волшебного предмета.
Когда я подъехал к стоянке перед нашей школой, куривший в тени водитель Геде, поинтересовавшись, зачем мне деревяшка и услышав в ответ, что это мой новый серф, многозначительно переглянулся с охранником. Я занес драгоценную доску в школу. Вокруг собралось огромное количество специалистов, с иронией сравнивающих мое приобретение то со сноубордом, то с гладильной доской. Я был нем, я слышал только доску, она мне снова словно сказала:
— Тебя я помню, ты с того берега, где оседают туманы и ветра рвут листки с деревьев. А этих не слушай. Я их тоже помню.
— Да я и не слушаю, слушал бы — здесь не оказался, может быть…
— Знаю.
Я перешел под навес у бассейна, положил её на колени, в офисе школы продолжали обсуждать мою покупку, хихикали и задавали вопросики, которых я почти не слышал. Вокруг скакали белоголовые, похожие на воробьев птахи, по толстому проводу стремительно мчался бурундук, слегка шумела листва. Поглаживая теплую палубу, всматриваясь в структуру, я спросил:
— Откуда знаешь их, меня?
— Я дерево, я шумела ветвями когда-то, я пила влагу земли, из многих элементов почвы мои соки ткали листья и изгибы волокон, лучи я превращала в жизнь, я жила одной физиологией с планетой, ты ведь тоже —дитя этой планеты. Потом я стала доской, прошла через чьи-то руки, я стала серфом, не этажеркой, не стулом, я стала самой древней доской АЛАЭ, это наполнило меня знанием. Я стала словно ровесницей серфинга, не видела никогда еще океана, но ведаю о нем больше тебя, больше всех! Я знаю каждого серфера в лицо, каждого, кто входил в океан. Я полна впечатленьями от каждой волны, которую брал человек когда-либо. Я помню и знаю вас всех — вместе и по отдельности! Я теперь — твое знание. Но не дам поблажки, волна со мной сложнее, чем с привычной тебе доской, сложнее и прекрасней.
Мои диалоги с ней не закончились, я осваивал волну теперь по-другому, я по-другому начал чувствовать серфинг, она продолжала мне рассказывать о серфинге так, словно это искусство волшебства:
«Будь каплей, чувствуй движение волны, её вибрации. Почувствуй, как колотиться в тебе твоя вода вровень с движеньем воды мощного океана, как разливается в тебе по всему телу, наполняя сладкой тяжестью, наполняя знойной энергией. Не управляй волной, она сама сделает все, дай ей влиться в тебя, почувствуй ее собой, ощути ее, как мужчина ощущает женщину. Она тебя держит в объятьях, ее голубые ладони твоя защита и наслаждение. Всегда катайся так, будто волна страстная любовница, дай ей имя, отдавайся ей… И тогда она тебя пронесет так, как никого. Видишь эти зеленые пузыри, сколько их вокруг, сможешь сосчитать? Нет. Их миллиарды, а ты один и даже, если в каждую клеточку твоего мозга поместить по одном, все равно ты не охватишь их все, а из них состоит волна, из этих хрупких крошечных частичек воздуха, отделенных друг от дружки влагой. Так как же ты, сверчок, можешь понять волну!? Никак! Почувствовать?! Пожалуй, но только почувствовать, сердцем, потому что оно вмещает гораздо больше головы».
Иногда мне становилось не по себе, я не ощущал уверенности, нес ее на пляж и слышал с разных сторон пожелания удачного серфинга верхом на «палочке для мороженного».
От того, что я кувыркался и плескался словно новичок, в то время как на меня может быть смотрели ребята, которым я помогал осваивать серфинг — злился! А она молчала, словно росток её серфовой памяти усыхал и она и впрямь превращалась в деревяшку. Но потом начинала говорить вновь, и я слышал не только ее слова, казалось, что лучи заката, трогающие прибрежные пальмы зеленоватым остывающим золотом, говорят мне тоже, что капли, стекающие с моих волос в песок. И я захотел пойти дальше. Алаэ делала меня, и я должен был сделать Алаэ.
Отпуск, как обычно в феврале проведенный в родном Крыму в клубе виндсерфинга, откуда меня когда-то впервые выпустили в море, я посвятил созданию предмета, делающего мир вокруг волшебным. Посоветовавшись со своим поседевшим тренером Олегом Шестаковым, я начал.
Я радуюсь, удивляюсь и немного тревожусь от того, что своими руками создал ровесницу серфинга, с которой начнется по сути новая страница моего пути по гребням волн. Тревожусь от того, насколько смогу делать это правильно, радуюсь тому, что сделал, удивляюсь: оказывается, волшебство можно сотворить своими руками. Даже в том мире, где будто и не осталось места чуду. Я теперь ученик Волшебника и имя его МИР, мой чудесный, пламенный и тонкий, прохладный, звонкий и тихий, прекрасный.
Мир вокруг меня!»
