Выйдя из бара в полнолуние, молодой финн Туомас Эрлунд становится жертвой нападения зверя. За ночь рваные раны заживают без следа, невероятно быстро отрастают волосы и ногти, а сила Туомаса теперь явно превосходит человеческую.
В почтовом ящике он находит странную книгу — «Пособие по выживанию для оборотней», которую, посчитав глупой шуткой, открывает только месяц спустя. Из книги следует, что теперь он сам стал оборотнем и каждое полнолуние обречен превращаться в дикого зверя три ночи подряд. Любому впору отчаяться, но Туомас настроен найти решение, и все известные дороги ведут его на ту сторону финской границы, в Санкт-Петербург.
Пособие по выживанию оборотней
Бумажная книга Электронная книга
Встреча в парке
Аika aikaansa kutakin… (Все когда-нибудь кончается… (фин.), прим. авт.)
Разбухшая барная дверь уступила не сразу, но под тяжестью нетрезвого тела все же приоткрылась, выпуская Туомаса из пропитанной роком и по́том подвальной утробы обратно в мир.
На первой же ступени он запнулся, затылок потянуло назад; ладонь скользнула по мокрым перилам, и перед глазами ненадолго мелькнул кусок беззвездного неба. Кое-как устояв, Туомас выбрался в объятия июньского Турку, смакуя горечь последнего глотка и жалея, что завтрашний день почти наступил. Вдалеке кричала кукушка, приближая рассвет и привычную головную боль.
Он полез в карман куртки за новенькой «Нокиа 900», чтобы вызвать такси. Невелика задача, всего-то и нужно, что нажать кнопку звонка, затем цифру… Отчаянно завибрировав, телефон вырвался из непослушных пальцев и хлопнулся об асфальт. Туомас выругался, а кусок пластика будто в насмешку мигнул экраном и погас, продолжая истерично звонить.
— Skeida!
Туомас наклонился, но не удержал равновесия и рухнул на колени. Из лужи на него таращился идеально нарисованный лунный блин, телефон вибрировал, а ремень джинсов безжалостно сдавил переполненный мочевой пузырь. Туомас кое-как встал, не отрывая взгляда от ветвистой трещины поперек экрана, и ткнул пальцем в кнопку, чтобы ответить:
— Halo-o…
— Муру? Муру?! Ты слышишь меня? — голос Ханны раскатистым крещендо прорвался сквозь шум в голове.
Ладони саднило. Больше не доверяя рукам, Туомас прижал телефон плечом к уху и двинулся в сторону проезжей части. К горлу поднимался комок тошноты, приятное послевкусие «Гиннесса» сменилось желчью. Он в несколько нетвердых шагов перебежал дорогу к набережной Ауры и навалился на ограждение. К лету Аура заметно обмелела, и над кромкой воды отчетливо темнела полоса засохшего ила. По шершавому зеркалу реки неровной масляной каплей растекалась луна.
— Муру? Ты слушаешь?
Язык не ворочался; Туомас хотел было сбросить вызов, но сдержался. Сестра ждала ответа, но он ведь может перезвонить завтра… или уже сегодня? Позже. Просто не сейчас.
Он с трудом разлепил пересохшие губы:
— Все путем, Ханни. Лучше всех. Давай…
— Снова напился? Мы ведь договорились! Ты обещал не сидеть в этой вонючей дыре, когда Кирси в отъезде!
— «Тоби» — лучший ирландский паб в городе. Не суди, да не судима…
Остаток цитаты потонул в спазмах. Его все же вырвало. Туомас держал телефон на вытянутой руке, пока сплевывал остатки слюны, но вряд ли едва слышимый плеск воды смог отвлечь Ханну.
— Не обязательно так напиваться, чтобы… — сестра запнулась.
— Чтобы что?! — огрызнулся Туомас, жалея, что снова поднес телефон к уху. — Давай, договаривай!
В динамике раздался вздох.
— Я не пытаюсь указывать, как тебе жить, Том.
— Именно это ты и делаешь! Вечно контролируешь!
Я уже большой мальчик, Ханни, мне двадцать восемь!
Едва не швырнув мобильный прямо в реку, Туомас двинулся к ближайшему мосту. Кукушка кричала все ближе, неумолимо отмеряя оставшееся время его жизни. Через пару минут, уже на другом берегу, он увидел, что сестра до сих пор не нажала отбой, и сделал еще одну попытку отделаться от нотаций. Скорей бы родился их с Уве первенец, будет с кем понянчиться!
— Муру? Ты еще здесь? Ответь мне, пожалуйста.
— Я сам разберусь, Ханни. Что делать и с кем пить. На этом и закончим, хорошо? — он тщательно выговаривал каждое слово.
— Хорошо, Муру, — после короткой паузы она смирилась. — Ты вызвал такси? Может быть, за тобой приехать?
Щеки обожгло стыдом: с тринадцати лет Ханна была его единственной родней, самым близким человеком. Все, чего он добился, вся его взрослая жизнь была в равной мере и ее заслугой.
Чертов алкоголь!
— Прости, Ханни, я… Нет, ничего не нужно. Завтра созвонимся. Мне пора. — Туомас торопливо нажал отбой, сунул телефон в карман и побрел дальше.
С каждым шагом чувство вины — или подступавшее похмелье? — все сильнее давило на затылок. Туомас шел, опустив голову и прикрыв глаза, следя лишь за тем, чтобы двигаться по прямой, а когда наконец огляделся, то не слишком обрадовался. За разговором он не заметил, что свернул от реки в сторону Купиттаа.
Далеко за спиной дремал в рассеянном мареве уличных огней центр города. По правую руку меж деревьев тут и там зияли проплешины: в сердце лесопарка притаилось давно не действующее кладбище. Река, словно верный товарищ, обнимала хвойный массив с запада, чтобы тут же исчезнуть за резким изгибом береговой линии. Кукушка прокричала последний раз и умолкла.
Туомас прикинул: возвращаться к набережной, скрытой за неровными рядами сосен, и оттуда вызывать такси или битый час тащиться по парковым тропам? Такси или пешком? Мир не знал более тривиального и рокового выбора: он застегнул плотнее куртку и двинулся прямиком к невысокой кладбищенской ограде.
Сколько хватало зрения, тлевшие на могилах лампады сливались в неровную нить Ариадны; над клочками свежей травы стелились клубы тумана. Неужели Ханна считает его идиотом, который ищет в бутылке решение всех проблем? Она хорошо знает младшего брата. Спасения не существует. Бутылка, одна, вторая, третья, — это лишь способ отвлечься. Как и работа, как и ночные прогулки в одиночестве. Все дороги ведут к одной цели — увы, недостижимой.
Деревья расступились, и кладбищенская тропа привела его на небольшую площадь перед новомодной одноэтажной церквой. Светлое треугольное здание с мерцающим золотом крестом нависало на фоне неба и не сулило ничего хорошего. Туомас опустил глаза: у самой земли темнел почерневший от копоти фундамент сгоревшей предшественницы. Поджигателя, помнится, признали сумасшедшим и отправили на лечение, оставив безнаказанным. Церковь отстроили заново и освятили в год их с Ханной переезда в Турку — именно здесь сестра решила устроить его конфирмацию. Новая жизнь в новом городе.
Новое начало в новой церкви. Новый путь… в никуда.
Он вспомнил, как бежал по проходу, путаясь в белой хламиде и закрывая уши руками, но все равно его крик, отражаясь от новых и чистых стен, словно бил в лицо и спину беспощадным огнем.
Больше никаких богов и никаких надежд. Отвернувшись от церкви, Туомас торопливо свернул вглубь кладбища.
Ветер стих. От быстрой ходьбы на лбу выступила испарина. Его попеременно мучили стыд и жажда, а про желание облегчиться Туомас изо всех сил старался не думать. Когда вдали показался выход, он счел себя достаточно протрезвевшим, чтобы осознать вину и найти решение — завтра же извиниться перед Ханной и, как только машина вернется из сервиса, заехать лично. Однажды он найдет правильные слова, и тогда она все поймет.
Вместе с кладбищем закончились и ряды вековых сосен. Редкие облака сбились в кучу у линии горизонта, так что аллею заливал безмятежный свет полной луны. Ночной лесопарк провожал его мерцанием тусклых фонарей и шелестом листвы в кронах. Впереди начинался почти настоящий лес: запах свежей хвои щекотал ноздри, деревья плотнее сомкнули ряды, и лунный свет тут же рассеялся среди макушек разлапистых елей. Боль в затылке немного отступила, и Туомас нырнул в полумрак.
До дома оставалось от силы полчаса, а там — уборная и кровать. Лишь бы не перепутать очередность. Под ногами шуршал гравий, еще влажный после дождя. Старые кроссовки приятно пружинили, не давая сбиться с выбранного темпа.
Он миновал первую из трех основных развилок, и тут же за спиной затрещали ветви — словно кто-то отошел по нужде и теперь пробирался обратно. Туомас не стал оглядываться: он и сам подумывал поступить так же. Однако шум приближался; теперь ветки трещали с такой силой, словно через заросли ломилась целая толпа или крупный медведь. Туомас невольно замедлил шаг и обернулся; остатки «Гиннесса» тормозили мысли.
— Эй, кто там? — вырвалось у него. — Вам нужна помощь?
Слова разнеслись по парку и потонули среди деревьев. Хруст лишь усилился, и пальцы Туомаса невольно скользнули в карман джинсов за складным «Гербером» — честно выигранным в карты армейским талисманом.
Вместо страха его охватила апатия. Он оставался на месте, вглядываясь в черноту меж деревьев. Там двигалось нечто огромное, сминая все на своем пути, — ветки разлетались в стороны; и, наконец, в неясном свете фонарей Туомас разглядел фигуру, слабо напоминавшую человеческую. Зверь стремительно приближался, а вместе с ним нарастал и страх.
Медведь? Дикий медведь? В городском лесопарке?
Мозг не соображал, зато среагировало тело. Развернувшись, Туомас бросился бежать. Хищник, без труда перемахнув через ближайшую скамейку, помчался в его сторону. Туомас обернулся — вытянутую морду покрывала короткая бурая шерсть, узкие глаза горели желтым огнем. С триумфальным рыком огромная туша бросилась прямо на него, скаля клыки.
— На помощь!
Он метнулся в сторону, уходя от лобового столкновения, но слишком поздно. Земля внезапно ушла из-под ног, а секунду спустя Туомас уже оказался на спине, придавленный зверем весом с добрый центнер. Позвоночник пронзила острая боль, в затылок впились осколки гравия. Не переставая кричать, он пытался отползти, но хищник уперся передней лапой ему в живот. Тошнота подступила к самому горлу, затрещала рубашка. Туомасу прямо на лоб стекала из раскрытой пасти горячая слюна.
Он кое-как вывернул руку с зажатым ножом; онемевшие пальцы с трудом удерживали рукоятку. Зверь отчего-то не нападал. Изловчившись, Туомас что было сил всадил лезвие куда смог. Сталь вошла в шкуру не без сопротивления. Выдернув нож, он ударил снова, и тут же плечо пронзила слепящая, невыносимая боль.
Тварь взвыла, разжала клыки и резко отпрыгнула в сторону, брызжа кровавой слюной; нож вырвался у Туомаса из пальцев и остался торчать в зверином боку.
— Нет, пожалуйста…
Он стал отползать, чувствуя, как кровь постепенно заливает рукав.
Зверь приготовился к новой атаке. Прихрамывая, он сделал пару шагов и замер, глядя прямо на Туомаса, пока под брюхом животного медленно собиралась блестящая лужица крови. Из-за макушек деревьев таращилась болезненно желтушная луна.
Туомас понял, что ему крышка. Сквозь приливы боли прорвалась единственная мысль: какой глупый конец, вполне достойный человека, который за пятнадцать лет так и не смог одолеть своих демонов. Или хотя бы простить.
Нахамить сестре — вот последнее его…
Вынырнув из забытья, Туомас понял, что потерял зверя из виду. Тварь наверняка притаилась поблизости, ожидая, когда законная добыча наконец сдохнет. Луна тем временем трусливо скрылась за редкими облаками, и лишь тусклый свет фонарей очерчивал темные ветви деревьев прямо над головой.
С трудом поднявшись, Туомас кое-как заковылял по дорожке. Он постоянно спотыкался, волны боли превратились в бесконечную пытку, каждый шаг давался все тяжелее. Онемевшую руку заливала кровь, он едва чувствовал слипшиеся пальцы. Поясницу то и дело сводила судорога.
Но Туомас упрямо брел, оглядываясь и задерживая дыхание. Пелена перед глазами сгустилась, словно кто-то приглушил и без того неяркие фонари. Казалось, выход где-то рядом, но деревья лишь смыкались плотнее, свивая ветви в непроглядный полог. Туомас все чаще падал и все с большим усилием поднимался. Кровь продолжала течь; густая и горячая, она капала с пальцев, отмечая его путь подобно хлебным крошкам. Он вспомнил, что забыл наложить жгут, и кулем рухнул на землю, не удержав равновесия. Глаза слипались, в висках стучал слабеющий пульс.
Туомас кое-как стащил куртку и начал расстегивать рубашку, когда сознание оставило его окончательно.
Продолжение в книге «Пособие по выживанию оборотней».
Заказать:
