Университетский ученый, изобретатель языков и мифологии, Толкин повлиял на культурную матрицу хиппи и христиан, панков и психологов, киноманов и лингвистов. Сегодня Средиземье состоит не только из толкиновского легендариума, но и из смеси литературы, изобразительных искусств, музыки, кинематографа, гейминга, сообщества поклонников и поп-культуры.
Автор книги «Толкин и его легендариум» — исследователь, профессор Ник Грум — пишет о рождении Средиземья, о том, как оно ускользнуло от своего автора и стало массовым достоянием. А в этом материале расскажем о вещах и словах Средиземья.
Вещи
В Средиземье много всякой всячины: изысканные самоцветы и волшебные кольца, легендарные мечи и талисманы предков, а также более знакомые предметы вроде тканей и доспехов, мегалитов и монументов, еды и питья. Многие из этих вещей наполнены сверхъестественной аурой: камни (надгробия, палантиры, руины), деревья (пробуждающиеся, ходящие, воюющие), пути (чувствующие и одушевленные, словно вступившие в заговор тропинки и воспоминания о древних следах).
Некоторые вещи обыденные, другие — колоссальные, получившие мировой масштаб. В контексте всех этих вещей и происшествий многие народы Средиземья материалистичны и часто до крайности алчны. Эльфы веками сражаются за Сильмарилы. Жадность гномов стала поговоркой и доводит их до разорения из-за слишком активной добычи ископаемых и приступа драконьей болезни при виде несметных гор золота. Даже хоббиты бывают завистливыми и склонными к стяжательству, способными обокрасть родных (Саквилль-Бэггинсы) и друзей (Бильбо, присвоивший Аркенстон).
В последнее время философия, отчасти вдохновленная литературным современником Толкина Г. Р. Лавкрафтом, обратилась к «причудливому реализму» и, в частности, к тому, как размышления о предметах — и концентрация на «точке зрения», например Кольце, — могут поставить под вопрос или изменить человеческие представления о мире. «Пока не ясно, — полагает философ Грэм Харман, — чем вообще являются объекты, но уже понятно, что они выходят далеко за пределы сосредоточенности на человеке».
Так можно ли воспринимать реальность с перспективы объекта, а не людей? Может ли он быть в центре? Чему он может нас научить, какие знания дать о других видах? Харман утверждает, что «объектами могут быть деревья, атомы и песни, а также армии, банки, спортивные франшизы и вымышленные персонажи». Мир тем самым кишит всякой всячиной — повсюду все время есть масса всего, — и это упорно обнажает ограниченность человеческой перспективы и восприятия.
Эта школа мысли, известная как «объектно ориентированная онтология» или «спекулятивный реализм», шепчет о мире, очерченном и управляемом вещами, которые мы, люди, не в состоянии понять и даже определить.
Определение объектов — вещей — можно расширить еще больше, включив в него понятия, переживания и действия, такие как гостеприимность, сон, песни, тьму, биологические виды, да и слова тоже.
Слова
Толкин обращается со словами как с историческими артефактами, реликвиями ушедших культур, следами прошлого. Они могут присутствовать физически в виде надписей, например над Вратами Мории или на покрытом «бесчисленными рунами» мече Андуриле. В последнем случае, а также при описании Гламдринга, Оркриста и других рунических мечей Толкин вдохновлялся англосаксонскими поэмами — например, «Соломоном и Сатурном», где Дьявол высекает на оружии проклятия, и «Сагой о Вёльсунгах», где Сигурд получает от Брюнхильды меч, украшенный рунами победы. Согласно описаниям, другие мечи того периода имели имена и змееподобные узоры. С ними обращались как с родовым наследием, похищали из курганов, находили среди сокровищ — во многом это происходит и с важнейшими предметами вооружения в Средиземье.
Аналогичным образом изложенная в Книге Мазарбула попытка вновь заселить Морию тоже имеет вещественный след. Она написана смесью рун и шрифта, а также разными почерками, значит, в ее создание внесло вклад несколько писцов. Руку Ори, например, можно различить по характерному начертанию эльфийских литер. В книге есть и другие выразительные особенности, такие как пятна крови и подпалины, а ее текст содержит примечательные нюансы, например архаичное написание слов yestre day («вчера») и novembre («ноябрь»).
Применение Толкином архаизмов очень показательно: благодаря этому приему в Средиземье появляются «лингвистические страты» — слои истории английского языка. Литературовед Том Шиппи отмечает, что многие слова и грамматические формы придают речи Элронда официальный и старомодный оттенок. В то же время другие персонажи более гибки и переходят из одного лингвистического регистра и стиля к другому вслед за повествованием.
Когда Арагорн обращается к клятвопреступникам и разворачивает свое знамя, повествование Толкина становится более библейским. Восклицание Behold! — «Смотрите же!» — свидетельствует о том, что уверенность Арагорна растет и он уже пользуется своим королевским авторитетом. То же слово Толкин выбирает, когда Денетор показывает, что он вооружен, и снова, когда Король-колдун сталкивается с Гэндальфом и обнажает свое небытие, а еще раз, когда крылатая тварь пикирует на Пеленнорские поля.
Восклицание Lo! — «Внемлите!» — появляется в рассказах о том, как Теоден скачет в бой, о крылатой твари и о «потомке» Белого древа Гондора, найденном Арагорном. Во всех случаях, кроме последнего, эти слова принадлежат рассказчику, Толкину, но сливаются затем с собственной манерой речи Арагорна и еще раз подтверждают его вновь обретенное величие.
Ключевое слово, придающее Средиземью жутковатый оттенок, — это fey. «Оксфордский словарь английского языка» приводит сразу несколько его значений: устаревшие «обреченный умереть» и «прóклятый» и возникшее в XIX веке «проявляющий магические или неземные качества». Во «Властелине колец» это слово скользит от смысла к смыслу, и получается странное варево — что-то обладающее неземными силами и при этом обреченное на гибель.
Как и в «Хоббите», Толкин намеренно вводит незнакомые слова. Часто это вариации малопонятных терминов, о приблизительном смысле которых можно догадаться только из контекста. Такие слова можно назвать «оккультными», исходя из латинской этимологии данного эпитета — «сокрытый, спрятанный, окруженный тенями». Некоторые из них довольно просты. Толкин любил придумывать составные слова, вроде herb-master — «знаток трав», и oath keeper — «держащий клятву». Это отражает его стиль литературного труда, в котором постоянно соединяются разные элементы.
Другие случаи, однако, гораздо сложнее для читателя. Что, например, значит слово hythe, трижды встречающееся в главе «Прощание с Лотлориэном»? А слова thrown, или freshet, или gangrel? Они архаичны, позаимствованы из диалектов, наполовину выдуманы.
Толкин превращает слово wapentake (древненорвежское обозначение территории, входящей в состав графства) в weapontake и придает ему буквальное значение «взятие оружия», «военный сбор». Есть небольшое созвездие слов, начинающееся с dwimmer. Dwimmer-crafty — черта, характеризующая Сарумана как волшебника; Dwimordene — роханское название Лотлориэна. Эовин гонит Короля-колдуна Ангмара проклятием Begone, foul dwimmerlaik, lord of carrion.
Лексикографы Питер Гилливер, Джереми Маршалл и Эдмунд Вайнер указывают, что в последнем случае речь идет о вариации слова demerlayk, родственного слову dweomercræft, которое означает «магия, практика оккультного искусства, жонглирование», однако написание Толкина уникально. Точное значение невозможно угадать из контекста, и у читателя остается лишь туманное ощущение, что слова, начинающиеся на dwimmer, связаны с каким-то пагубным и презренным колдовством.
Толкин перерабатывает слова, переопределяет их и использует в кульминационные моменты. Когда Теоден терпит неудачу, а Эовин сталкивается лицом к лицу с предводителем назгулов, толкиновская проза становится просто головокружительной, словно снимающей завесу с великого пророчества. Когда Король-колдун, ошибочно убежденный в своей неуязвимости, встречает Немезиду — Эовин, она выходит за пределы английского языка и понимания читателя, чтобы назвать неназываемого назгула и обнажить его смертельную слабость.
Толкин сам изобретал языки, и в романе есть много придуманных им слов и целых фраз. Фродо слушает в Лотлориэне песню без перевода, а Сэм, атакуя Шелоб, кричит «на языке, которого никогда не знал», — по-эльфийски. Он же обнаруживает, что Кольцо наделяет носителя даром понимать чужую речь. Орочий язык не просто не переводят: он имеет столько разновидностей и непохожих диалектов, что племена или расы орков не понимают друг друга и обращаются к всеобщему языку.
Внимание к объектам и словам позволяет видеть по-новому и потенциально нарушает антропоцентричное, сосредоточенное на человеке восприятие. Это наиболее очевидно проявляется в постоянно повторяющемся акцентировании нечеловеческих видов и становится ключом к пониманию Средиземья.
Купить книгу: МИФ / Ozon / WB / Читай-город
