«Сердце Солнечного воина» — продолжение бестселлера «Дочь Лунной богини». Это микст китайской мифологии, романтики и фэнтези. Читайте отрывок из книги.
***
В вечернем свете лавр сверкал точно ледяной столб. Я провела пальцами по гладкой, как мрамор, коре — нетронутая, словно и не была изуродована топором, будто все это мне привиделось.
— Здесь ты проводишь все свое время? — спросил Ливей, подойдя.
Я поморщилась.
— Здесь я провела прошлую ночь, хотя не собиралась. Я тут же поведала ему о нападении мастера Ганга. Лицо принца потемнело.
— Он причинил тебе боль?
Я покачала головой, протягивая ему семя: размером меньше ногтя моего большого пальца, непрозрачное, с чем-то клубящимся внутри, как облачко.
— Оно упало с лавра. В нем есть какая-то магия, которую я не могу определить.
Ливей взял его и внимательно рассмотрел.
— Холодное. Энергия сильная, но незнакомая. Давай проверим.
Он поднял свободную ладонь, и семя взлетело в воздух. Багровое пламя с треском охватило его, высоко взметнулось, а затем резко угасло. Обугленное семя теперь походило на кусочек угля. Меня охватило облегчение, оттого что это все же не великое сокровище, не таинственная сила. Уж точно не стоило тех усилий, которые приложил мастер Ганг.
— Синъинь, посмотри.
Я вздрогула от тона Ливея. Семя снова засияло, будто сбросив внешнюю оболочку, только стало чуть тусклее, чем прежде. Оно уцелело в огне принца, а значит, его сила и правда велика.
Моя магия потекла мерцающим потоком, стискивая семя слоями воздуха, сжимая, пока поверхность не покрыли тонкие трещинки. Я напряглась, направляя больше своей энергии, намереваясь раздавить его, доказать, что оно — пустышка, но из глубины семени вспыхнуло сияние и заделало трещины.
Принц прищурился, вновь поднял руку и направил огонь густыми волнами. Когда они охватили серебристые листья и кору, я невольно отшатнулась, ведь с детства любила лавр, играла в его тени, очарованная красотой дерева. Когда пальцы Ливея сжались в кулак, пламя вспыхнуло сильнее, кора местами потемнела… но пламя вздрогнуло, замерло и с шипением угасло, оставив после себя лишь дым. Снова брызнул блестящий сок, стекая по коре ручейками. Сияние наполнило лавр, следы ожогов исчезли, древесина вновь стала нетронутой.
— Регенерация. Вот только я никогда не сталкивался с чем-то настолько мощным, — заметил Ливей, глядя на дерево.
На ум пришло, с какой легкостью восстановилась моя магия после того, как я пожертвовала своей жизненной силой, чтобы освободить драконов. Я выздоровела здесь быстрее, чем кто-либо считал возможным. И теперь знала почему.
— Дерево исцелило и меня. Когда только вернулась, я едва плела чары, а теперь… почти так же сильна, как и прежде.
Однако к облегчению примешивался страх.
— Я рад. — Ливей наклонил голову. — Но почему ты выглядишь такой взволнованной?
— Для чего еще можно использовать семя? Что мастер Ганг хотел с ним сделать? Кто он? Явно не безобидный музыкант и не мелкий вор.
— Мы узнаем, — заверил меня принц. — Удалось собрать еще семян?
— Нет. Оружие не помогло: ни мечи, ни кинжалы. Лезвия не оставили ни царапины, следы исчезли, едва появившись, — точно так же, как и с твоим огнем. Не представляю, как мастер Ганг добыл семя.
— Может, у него заколдованный топор? Ты помнишь что-нибудь еще о прошлой ночи? — спросил Ливей.
Я помолчала, перебирая спутавшиеся мысли.
— Он был невероятно сильным и быстрым. Его оружие, в отличие от нашего, смогло разрезать кору лавра, но я не чувствовала вокруг топора никакой магии.
Тут что-то привлекло мое внимание. С неба к гостевому крылу спускалось облако. Кто его вызвал? Следуя за ним, мы быстро добрались до обиталища мастера Хаорана. Деревья магнолии затеняли землю, их корни ползли по траве, а ветви сплетались над круглым каменным столом.
Когда я постучала в решетчатую дверь, до меня донеслись приглушенные ругательства и топот ног. Ливей распахнул панели. Внутри было темно, окна занавешивала ткань. Свет проникал только через вход. В воздухе висела пьянящая сладость от раздавленных цветов, сложенных в шелковые мешочки, — одни были завязаны, а другие широко раскрыты. Лепестки валялись на полу. Мастер Хаоран вскочил с того места, где сидел, и поставил запечатанные красной тканью кувшины с вином в деревянный ящик. Затем моргнул, подняв руку, чтобы прикрыть лицо от яркого солнца.
— Осторожнее, свет повредит лепесткам!
Я призвала силу, и шторы сорвало с окон.
— Прекрати притворяться. Ты здесь не за цветами.
— О чем вы? — Он смотрел на меня непонимающим взглядом. — Зачем вы пришли?
— Мы могли бы задать тот же вопрос, — холодно ответил Ливей. — Почему ты так спешишь уехать, даже не простившись с хозяйкой?
— Возникло неотложное дело. В семье, — запинаясь, пробормотал он.
Застигнутый врасплох, мастер Хаоран лгал не лучше меня — конечно, до того, как я научилась обманывать. Мой разум заработал, фрагменты картины вставали на свои места: Хаоран прибыл с мастером Гангом, возжелал угостить нас вином, а теперь вдруг решил уйти.
— Почему ты пришел сюда? Зачем солгал нам? — спросила я.
Мастер Хаоран напрягся, а затем бросился к двери. Огненные кольца вырвались из руки Ливея, обвивая гостя, как змея.
— Стойте! Пощадите! Я расскажу вам все, что знаю.
Хаоран боролся с языками извивающегося пламени. И все же в воздухе не витала вонь горящей плоти; огонь не обжигал, а просто удерживал беглеца на месте. Я продолжила мягче:
— Скажешь правду — уйдешь отсюда целым и невредимым.
Однако если он замышлял причинить нам вред, то не получит пощады. Хаоран отрывисто кивнул.
— Императрица Фэнцзинь мне не покровитель. Мои вина лучшие в царстве, но эти высокомерные дворцовые управляющие отказываются дать мне шанс. Ее Величество любит вина из османтуса, а я… я хотел добиться ее благосклонности. Мастер Ганг как-то зашел в мою лавку и рассказал мне об османтусовых деревьях на Луне, где каждый цветок идеален. Взамен он просил лишь о небольшой услуге. Она казалась достаточно безобидной, да и все равно принято приносить хозяйке подарок.
— Вино.
Ну зачем я его пила? Мастер Ганг, видимо, что-то в него подмешивал, чтобы усыпить всех нас. Выпей я и прошлой ночью, все бы проспала, даже не подозревая об обмане. Я взглянула на мастера Хаорана. Его кожа была болезненно бледной, и мой гнев рассеялся. Его использовали как ширму: мелкая ложь отвлекала меня, позволяя настоящему злодею беспрепятственно бродить по дому. Уставившись на одно деревце, я не заметила за ним леса.
— Что еще он тебе сказал? — настаивал Ливей.
— Только что ему нужно вернуть нечто свое. Я и не заподозрил какого-то злого умысла.
Во время нашей стычки мастер Ганг сказал то же самое. Тогда я приняла его слова за бахвальство, ложь, призванную оправдать бесчестные действия.
— Кто он? — спросила я.
— Он не говорил, а я не осмелился допытываться. — Мастер Хаоран прикусил нижнюю губу. — В первый раз, когда мы встретились, на нем было нефритовое украшение с изображением солнца. С тех пор я его не видел.
Символ Небесной империи. Ливей медленно вдохнул, а у меня сдавило грудь.
— Больше я ничего не знаю. Клянусь. — Голос мастера Хаорана дрожал.
— Отпусти. Его тоже обманули, — сказала я Ливею.
Когда путы исчезли, мастер Хаоран, дрожа, рухнул на землю, но его взгляд задержался на шелковых свертках, разбросанных по комнате.
— Возьми османтус и уходи, — сказала я ему.
— Спасибо.
Он поклонился нам, затем схватил столько сумок, сколько смог, и без оглядки выбежал из комнаты. Снаружи зашелестел ветер, облако взметнулось в небо. В комнате повисла тишина.
— Многие люди носят такое украшение, — сказал Ливей. — Даже если Ганг был из Небесной империи, это не значит, что он пришел по приказу императора. Моему отцу не нужны такие уловки. Луна подпадает под его власть. Если бы он пожелал, мог бы приказать твоей матери принять мастера Ганга.
Нет, если император хотел, чтобы его интерес оставался в секрете. Но я кивнула, принимая версию принца. У меня не было желания снова выступать против императора.
— Мы должны выяснить побольше, — сказала я. — Может, наставница Даомин знает что-нибудь о лавровом семени?
Наставница Даомин была одной из немногих, кому я доверяла в Нефритовом дворце, кто присматривал за мной, хотя в начале моего обучения этого не чувствовалось. Лишь позже я поняла, что она помогала мне преодолеть сопротивление моей силы. Когда я прониклась к ней уважением, Даомин ответила мне тем же.
— Я спрошу ее, — заверил меня Ливей.
Когда он сунул лавровое семя во внутренний карман рукава, вышитые журавли расправили крылья, словно готовясь к полету. Его одежда была из тончайшей синей парчи, перехваченная на талии серебряным парчовым же поясом. Я подняла взгляд вверх, к гладкой шее, черным волосам, собранным в пучок и скрепленным короной из сапфиров и золота. Как величественно выглядел принц. Как царственно и официально. Во мне проснулось невольное желание одеться тщательнее, уложить волосы, а не просто завязать их в хвост. Здесь не было нужды в нарядах.
— Ты потом пойдешь на прием? — спросила я, хотя знала, как он не любит такие мероприятия. Ливей покачал головой.
— Почему ты спрашиваешь?
— Потому что ты выглядишь… потому что ты так одет, — неуклюже закончила я.
Уголок его рта приподнялся.
— Тебе нравится?
Я встретилась с ним взглядом.
— Тебе идет.
Это была не лесть; он выглядел именно так, как и подобает наследному принцу, но никогда еще неравенство в нашем положении не ощущалось столь явно.
Его сила вспыхнула, корона превратилась в простой серебряный венец, журавли на плаще замерли, прежде чем исчезнуть.
— Ты никогда не умела как следует прятать мысли.
— С тобой — да, — признала я. — Ты не должен был этого делать.
И все же я не могла отрицать, что теперь чувствовала себя с ним более непринужденно.
— Я сам так решил. — Ливей помолчал, убирая выбившуюся прядь волос со лба. — Синъинь, я хотел бы тебе кое-что показать.
Я заметила настойчивость в его голосе.
— Сейчас?
Он взглянул на темнеющие небеса.
— Самое время. Я верну тебя до рассвета.
Его пальцы обхватили мои, и принц вытащил меня из комнаты. Снаружи уже ждало облако. Ветер овевал мое лицо, пока мы поднимались все выше и мой дом не превратился в далекий бледный шар. Мы уже однажды мчались вот так, наши сердца слились воедино, но грянула буря и разметала нас.
Когда наше облако остановилось, я посмотрела вверх, и все мысли вылетели из головы. Перед нами сияли звезды, охватывая всю ширь неба, ослепляя, точно лунный иней.
— Ливей, где мы?— Мое дыхание образовывало облачка в прохладном воздухе.
— На Серебряной реке.
— Звезды, что разделяют божественную ткачиху и ее смертного мужа? — То была известная легенда Царства смертных.
Он кивнул.
— Такой союз противоречит законам нашей империи. Говорили, что богиня бежала в нижний мир, пока ей не приказали вернуться в небеса. Ее муж преодолел большую опасность, чтобы последовать за ней, и после долгих страданий им наконец разрешили воссоединяться раз в год на один день. Седьмой день седьмого лунного месяца, который смертные отмечают как праздник Циси.
В прошлом я была очарована неземной красотой этого мифа. Но когда сама испытала сердечную боль — ощутила жалость к несчастной паре. Постоянно думала о своих родителях и о том, как похожи две истории. Быть может, все подобные союзы обречены на трагедию, ибо какое будущее ждет бога и человека, если их разделяет смерть?
— Почему ты такая грустная, Синъинь? — Ливей наклонился ближе, пока его голова не коснулась моей. — Это просто история.
Рассказ о моем отце люди тоже считали мифом, как и легенду о восхождении моей матери к бессмертию. Возможно, истории, которые тронули нас больше всего, таят в себе кусочек истины.
— А может, она правда случилась? —Я хотела бы ошибиться, чтобы никому не пришлось так страдать: сердца влюбленных были скованы тоской, а души навеки опутаны отчаянием.
Ливей помолчал.
— Когда-то давным-давно? Сейчас тут пустынно; никого нет, кроме нас.
— Может ли любовь стоить таких страданий? Одна ночь за год боли.
Его рука сжала мою, хватка была твердой и сильной.
— Это как посмотреть.
— На что?
— На эту самую ночь, — мягко сказал принц, — которую они так ждали.
Наши плечи соприкоснулись; мы стояли бок о бок, глядя в море бесконечного света. Шелк зашуршал: принц выудил из рукава заколку, переливающуюся всеми оттенками неба, усыпанную прозрачными камнями. Ту, которую он создал для меня, ту, которую я вернула ему после его помолвки с другой. Я посмотрела в его темные глаза, и по моему телу разлилось тепло.
— В прошлый раз я притворился, якобы это подарок в ответ на твой. Струсил, не произнес того, что было у меня на сердце. Когда мы расстались в первый раз, я жалел, что между нами осталось так много недосказанного, и боялся, что мне больше никогда не представится возможности признаться. — Его голос дрожал от эмоций. — Если бы ты приняла меня, я бы поклялся тебе в верности — отныне и навсегда.
Во мне вспыхнула надежда, но тут же омрачилась воспоминанием, как мы уже шли по этому пути однажды и какую боль испытали. Наши семьи. Его трон. Мое недоверчивое сердце. Вот такие, казалось бы, непреодолимые препятствия лежали между нами. Не будет обмена подарками на помолвку между нашими семьями, не будет радостного объединения двух родов. При нашей последней встрече с Небесным императором он пытался меня убить. Шрамы на моей груди зудели при воспоминании об ослепительной агонии, цеплявшейся за мою плоть, как паутина боли. Более того, как я могла снова оставить мать одну, в бесконечном горе из-за смерти моего отца? Не дождавшись ответа, Ливей напрягся, отстранился.
— Я думал, ты тоже этого хочешь. Возможно, я ошибся.
Он говорил официально, замкнуто — и его голос обжег мне слух. Я сжала его руку, переплетая наши пальцы.
— Не ошибся. Мне просто нужно время. Твои родители ненавидят меня, я пока не могу уйти от матери. И…
Я осеклась, не высказав появившихся в тот самый момент новых опасений. Ведь если я выйду замуж за Ливея, мне придется вечно жить в Нефритовом дворце, окутанном шелком, скованном золотом и связанном церемониями. Хотя принц отличался от своего отца, а я не походила на его мать, мы оказались бы связаны одними и теми же позолоченными узами. Я была не из тех, кого нужно держать в клетке. Этот год свободы пробудил во мне желание жить вдали от границ Небесной империи. Многим польстила бы возможность выйти замуж за принца и жить во дворце среди облаков. Тем не менее с презирающей меня свекровью и тестем, который пытался меня убить, это скорее стало бы кошмаром, чем сказкой. Ливей улыбнулся, втыкая заколку в мои волосы.
— Я подожду. Мне достаточно того, что ты разделяешь мои чувства, но я сообщу родителям о своих намерениях.
— Серьезно? — В моих словах звучало недоверие.
— Последнее, чего я хочу, — это еще одной неожиданной помолвки.
Я ощутила укол тревоги.
— И что они сделают?
— Мать придет в ярость. Отец… я уже не в том возрасте, чтобы он мог отчитать меня, как прежде. Я разочарую его, как делал большую часть своей жизни. Никогда не мог ему угодить.
И хорошо, что не мог, хотя мне стало не по себе. Я уже знала мощь недовольства императора, видела, как он без колебаний обрушился на собственного сына. В тот момент я даже смягчилась по отношению к императрице: хотя бы она действительно заботилась о благополучии Ливея и посвоему пыталась ему помочь.
— Это все неважно, главное — мы вместе, — заверил он.
Ливей привлек меня к себе, и его глаза потемнели от намерения, которое взволновало мою кровь. Нет, я не позволю сомнению испортить этот момент; такая радость была и драгоценной, и редкой. Я прижалась к нему, вдыхая его чистый запах. Прошло много времени с тех пор, как он держал меня вот так. Когда его свободная рука скользнула по изгибу моей талии, огонь вспыхнул в моих венах, внезапный голод поглотил меня. Я обвила шею любимого, чтобы притянуть ближе. Его губы прильнули к моим: твердые и одновременно нежные, мягкие, но безжалостные. Как же я скучала по этой сладости, по этому дразнящему ощущению близости наших тел. Хватка Ливея усилилась, мы упали на вздымающиеся складки облака, и его прохлада успокоила мою разгоряченную кожу. Закрыв глаза, я поплыла по волнам снов, сияющих так же ярко, как эта река звезд.
Из книги «Сердце Солнечного воина»
