Однажды Гвен Купер предложили взять слепого котенка. Более неподходящего момента было сложно придумать — Гвен недавно рассталась с парнем, жила у подруги и получала мизерную зарплату в волонтерской организации. У Гвен уже были две кошки — Скарлетт и Вашти, взять третьего питомца в такой сложный момент — не безрассудство ли это?
Гвен все же решилась забрать найденыша, иначе его усыпили бы. Так началась 12-летняя история совместной жизни кота Гомера и его хозяйки. Приводим отрывок из книги «Правила счастья кота Гомера» — вот как прошла их первая встреча.
***
…когда мы наконец встретились, Гомер тут же забрался ко мне на руки, всячески выказывая свою любовь и желание быть любимым мной. В свою очередь, держа его на руках, я не могла отделаться от одной назойливой мысли, что если бы на моем месте в ветеринарной клинике появился кто-то другой, пошептал бы ему что-нибудь на ушко и взял бы на руки, то котенок наверняка выказал бы такое же желание быть любимым этим другим человеком и так же любить его.
Интуитивное ощущение, что он мог бы полюбить кого угодно с той же легкостью, что и меня, внезапно тронуло мое сердце. Как бы ни сложилась его жизнь, этот котенок обладал потрясающей способностью любить. И тут меня пронзила еще одна мысль. Вот существо, которому нечего тебе дать, кроме своей любви. Осталось лишь найти того, кто бы принял ее, эту любовь, а найти никак не удается. Эта мысль показалась мне до боли печальной.
Кроме того, я поняла, что, каким бы любящим он изначально мне ни казался, в нем не было ни страха, ни отчаяния. А этого стоило ожидать от маленького котенка, как, впрочем, и от человека, в жизни не знавшего ничего, помимо боли, страха и голода. Не было в нем и враждебности или замкнутости, хотя невзгоды и ненастья вполне могли уничтожить побеги любви в его маленьком сердце. Скорее, он был попросту любопытным и ласковым. Словно внутри него бил неиссякаемый источник мужества. Он обладал некой врожденной готовностью к открытому и радостному познанию мира. Так что даже тяготы и страдания не могли ни замутить, ни иссушить это стремление.
Понятие беспрестанной борьбы было для меня отнюдь не умозрительным. Покинутая, обескровленная (без крова над головой), к тому же постоянно на мели, я стала воспринимать жизнь с мрачной стороны. Она казалась мне чередой нескончаемых битв, и каждое новое поражение лишь подпитывало мою жалость к себе.
И тут вдруг этот несмышленыш! По сравнению с его бедами все мои неурядицы, даже если их втиснуть в одну, самую несчастную неделю в жизни, были волшебным туром по Диснейленду. Даже толком не приглядевшись ко мне, всем своим видом этот малыш говорил: «Привет, а ты вроде ничего, у тебя есть сердце и с тобой хорошо! Наверное, у всех людей есть сердце и с ними хорошо?»
Со стороны может показаться, будто я противоречу сама себе. Сказала ведь, что в итоге взяла его потому, что разглядела в нем нечто особенное. А теперь, мол, пошла на попятный. Это не так. Во всяком случае, не совсем так.
Потому что, в первую очередь я разглядела в нем то, в чем тогда отчаянно нуждалась сама. Больше всего мне нужна была вера — вера в то, что есть внутри тебя нечто свое, стоящее и настоящее, наделяющее тебя силой. То, что никто и ничто — ни твой парень, ни начальник, ни душевный разлад — не смогут у тебя отнять. И если в тебе есть стержень, то и в черный для тебя день люди его почувствуют и помогут тебе. Тогда и самый черный день станет немного светлее.
Как сказала бы моя бабушка: «Господь помогает тому, кто помогает себе сам». И если я увидела все это в слепом котенке, то, взяв его домой, получила бы живое доказательство своей теории.
Таким образом, я взяла Гомера вовсе не потому, что он был маленький, смышленый или милый. Не потому, что в своей беззащитности он отчаянно нуждался во мне. Я взяла его потому, что, когда видишь в другом что-то и правда стоящее, отговорки вроде неподходящего времени или отрицательного баланса в банке теряют смысл. Ты говоришь себе: «Надо быть сильной» — и начинаешь строить свою жизнь по-новому, чтобы сохранить это самое стоящее.
И если это происходит, ты и сам вырастаешь в своих глазах настолько, что начинаешь себя уважать.
К чему я это рассказываю? Да к тому, что взять слепого котенка было первым по-настоящему взрослым решением в моей жизни. И касалось оно отношений. Сама того не ведая, я выбрала для себя эталон, по которому стала судить все дальнейшие отношения на многие годы вперед.
Знакомьтесь: Гомер. Фото из личного архива Гвен Купер
Первый день его оставшейся жизни
С факелом в каждой руке впереди его шла Евриклея,
Дочь домовитая Опа, рожденного от Пенсенора.
………………………………………………………….
Шла она с факелом в каждой руке. Из невольниц любила
Всех она больше его и с детства
его воспитала.
ГОМЕР. Одиссея
Скарлетт всегда любила поспать, устроившись на куче какого-нибудь мягкого тряпья вроде полотенец или стопки одеял или подушек. Вашти же предпочитала прикорнуть на чем-нибудь потверже. В день, когда я впервые принесла домой Гомера, я ушла на работу. Скарлетт сладко дремала на стопке чистого белья в глубине шкафа. Вашти с комфортом устроилась на полированной поверхности письменного стола, удобно привалившись щекой к острому углу большого словаря.
И какими же они были умиротворенными, когда провожали меня полусонными взглядами из-под отяжелевших век. У меня вдруг екнуло в груди при мысли, какой жуткий хаос я собралась привнести в их жизнь.
— Я скоро приду, — тихо сказала я, выходя за дверь. — И не одна, а с сюрпризом…
Вашти в ответ что-то тихонько проворковала, а Скарлетт просто перекатилась на спину и потянулась, задрав вверх все четыре лапы.
Я ушла с работы ровно в 17:30 и сразу отправилась в офис Пэтти. Гомера уже усадили в небольшую фиолетовую кошачью переноску с полоской пластыря на крышке, на котором было нацарапано «Гомер Купер». Я заглянула в щелку, но он же был весь черный и без глаз. Так что я ничего не увидела — только пластиковое кольцо белело на шее. Все, включая Пэтти, махали руками и чуть не плакали, провожая нас.
Всю дорогу домой Гомер не проронил ни звука. Меня это встревожило, что положило начало непрерывной цепи тревог, часто иррациональных, длиною в десять лет. Я, в общем-то, никогда не сталкивалась с воспитанием кошек. Все, что я знала, мне было известно со слов Пэтти. Плюс практический опыт со Скарлетт и Вашти. А эти кошки просто ненавидели свои переноски и начинали верещать, как парочка обезьян-ревунов, стоило мне усадить их туда. Особенно отличалась Вашти, обычно такая спокойная и покладистая, что от нее и писка не услышишь. Странно, что Гомер сидел так тихо. Может, не выспался или просто уже смирился с тем, что его все время перевозят с места на место по совершенно непонятной ему причине. А может, ему даже нравилось уединяться в замкнутом пространстве переноски (Вашти и Скарлетт обожали устраивать себе норки из коробок и пакетов). А тут еще и убаюкивающий шум мотора. Или, подсказывала мрачная сторона сознания, он так запуган невероятным поворотом в своей жизни, что пикнуть не смеет. По пути я разговаривала с ним, стараясь успокоить: «Еще немножко, Гомер, мы почти приехали. Скоро будем дома, малыш».
Я много думала, как лучше приучить Гомера к его новому дому. Мой первый план заключался в том, чтобы на день или два ограничить его сравнительно небольшой территорией. Я решила, что так он быстрее привыкнет и освоится в незнакомой среде. Вдруг слишком обширное пространство, наоборот, будет его подавлять. Хотя это относится ко всем кошкам. Скарлетт и Вашти, например, знакомились со своим новым домом постепенно, комната за комнатой, на протяжении семи дней. Слепой котенок, как мне казалось, и подавно перепугается, если сразу предоставить ему больше одной комнаты. Он не сможет создать зрительного представления о том, как одна комната переходит в другую, заблудится, станет натыкаться на мебель. Откровенно говоря, у меня не было уверенности, что это ему вообще когда-нибудь удастся. Просто страшно было признаться в этом себе. Однако я получила заряд оптимизма, наблюдая, как Гомер после одной или двух пробных попыток безошибочно прокладывает маршруты по смотровой комнате в клинике Пэтти. Так что я решила, что не следует тревожиться заранее. Надо разбираться с проблемами по мере их возникновения. Кроме того, я решила не подпускать к нему Скарлетт и Вашти, пока не зарубцуются швы. Вашти была кошкой воспитанной и невероятно покладистой. Однако с тех пор как я взяла ее к себе и познакомила со Скарлетт, ей не доводилось встречать ни одной другой кошки. Я подозревала, что, как бы мила она ни была, она слишком привыкла к положению «младшенького ребенка» в семье. Вероятно, она претендует на все мое внимание, в том числе и то, в котором никогда не нуждалась Скарлетт.
Скарлетт вовсе не была вне себя от счастья, когда я впервые принесла домой Вашти. Хотя справедливости ради следует упомянуть, что Вашти, страдавшая жуткой формой парши (потерей шерсти и чесоткой, вызванной укусами клещей), прибыла к нам домой сразу же после серной ванны у ветеринара. Сера не только окрасила остатки ее некогда белой шерсти в противоестественный желтушный цвет, но вдобавок источала мерзкую вонь тухлых яиц. Когда же Вашти осознала, что помимо изысканной кормежки и избавления от чесотки ей предоставляется общество другой кошки для игр, она явно пришла в восторг.
Следующие несколько дней Скарлетт то злобно шипела на Вашти, то удирала без оглядки от этого крошечного зловонного комочка желто-рыжей шерсти. Комочек преследовал ее повсюду. Он принимался в экстазе описывать круги, стоило Скарлетт высунуть лапу из-под кровати, где она явно решила поселиться (на время, разумеется).
Скарлетт, пусть и нехотя, привыкла к Вашти. Даже стала получать удовольствие оттого, что у нее появилась компаньонка для забав. И потому я лелеяла надежду, что со временем и Гомер вольется в нашу семью столь же легко.
Я вошла в дом Мелиссы, держа Гомера в фиолетовой переноске. Скарлетт и Вашти прибежали неспешной иноходью и стали с любопытством к ней принюхиваться. Гомер по-прежнему не издавал ни звука, но я почувствовала, как он перекатился в дальний угол переноски. Вашти напряженно вглядывалась в нее. Скарлетт только потянула носом и немедленно попятилась назад с выражением глубокого отвращения на мордочке: о господи… неужели еще одна…
— Знаете что, дорогие, вы познакомитесь с вашим новым братиком попозже, — сказала я и направилась в спальню, закрыв за собой дверь. Скарлетт продолжала пятиться назад, и нервный взмах ее хвоста явно означал: «Уж лучше никогда, чем позже». Но Вашти не привыкла, чтобы ее выставляли из моей комнаты. В знак протеста она пару раз сдавленно мяукнула из-за двери.
Спальня, которую я занимала в доме Мелиссы, соседствовала с небольшой ванной комнатой. Там я и установила коробку с песком для Гомера. Опустив переноску на пол рядом с коробкой, я отстегнула крышку, достала Гомера и усадила его в коробку. Мне хотелось, чтобы он прежде всего научился находить три вещи: свой туалет, свою миску и блюдце с водой. Я знала, что слепые учатся находить предметы в доме, отсчитывая шаги, например от плиты до двери в столовую. Никто, конечно, не ждал, что Гомер и впрямь станет считать шаги, но все же мне казалось, что если он начнет знакомство с обстановкой с этих трех предметов, то ему будет легче отыскивать их самостоятельно.
Признаюсь, меня очень пугали две вещи: во-первых, что Гомер не научится находить свой туалет, а во-вторых, что до него не дойдет, для чего этот туалет ему нужен. Скарлетт и Вашти мгновенно поняли предназначение коробки с песком. Им не потребовалось никакого дополнительного обучения. Потому-то я так и не узнала, как приучать котенка к туалету, и надеялась, что мне никогда не придется этого делать.
Как только я опустила Гомера в его коробку с песком, он немедленно уселся, пописал и принялся яростно закапывать результат своих усилий. «Хороший мальчик! — сказала я. — Хороший мальчик!»
Фото из личного архива Гвен Купер
Затем я, медленно и нарочито громко топая, вернулась в спальню. Остановилась точно посередине комнаты, где заранее установила его миску и блюдце. Так легче наткнуться на них случайно, если Гомер не научится отыскивать их самостоятельно. Я опустилась на колени возле двух крошечных тарелочек — с сухим кормом и кошачьими консервами. (У меня не было уверенности, что Гомер почует сухой корм, вот и поставила то и другое.) Постукивая по плитке пола ногтем, я произнесла «ксс-ксс-ксс» — сигнал, на который всегда прибегали Скарлетт и Вашти.
Завершив уборку в своем туалете, Гомер вприпрыжку выскочил из ванной и послушно потрусил ко мне. Голова его болталась из стороны в сторону над пластиковым конусом, который все еще был на нем. Он шел неуверенной походкой маленького котенка, слегка пошатываясь, словно навеселе. Я не отличаюсь особой аккуратностью во всем, что касается хранения одежды и обуви. Но на этот раз я тщательно собрала с пола все посторонние предметы, чтобы шансы Гомера натолкнуться на что-нибудь неуместное были минимальны. Даже туфли, снятые при входе, я предусмотрительно поставила на письменный стол. Ничто не могло стать препятствием на всем его пути длиной в три метра от ванной комнаты до моей позиции, где я скрючилась на полу над мисками.
И все-таки поначалу эта пустота вокруг смутила его. Спальня была невелика, не более четырнадцати квадратных метров, но котенка явно потрясла ее необъятность. Пару секунд он колебался, приподняв голову и наморщив запятую своего носика, словно хотел учуять верный путь по запаху. Однако неумолкающее постукивание ногтем по полу, казалось, придавало ему смелости. Как только он сообразил, что это не случайный звук, а исходящий от меня сигнал, он тут же двинулся прямиком ко мне — и к еде. Ткнулся носом в горку кошачьих консервов и несколько раз жадно откусил.
Я не имела ни малейшего представления, есть у воды запах или нет. Рисковать не хотелось, поэтому я поставила блюдце с водой рядом с тарелкой сухого корма и поболтала там пальцами: «Хочешь пить, котеночек?» Услышав плеск, Гомер оторвался от консервов и склонил голову набок. Затем сунул свою крошечную лапку в тарелку с сухим кормом и принялся швырять его в блюдце с водой, будто так и было задумано и он только и ждал команды. Комочки сухого корма плюхались в воду с тем же звуком, что производили мои пальцы. Гомер с гордым видом повернулся в мою сторону, словно ожидая похвалы.
Я так и прыснула:
— Это не совсем то, чего я хотела. Попробуем еще разок. Вернувшись в ванную к коробке с песком, я позвала Гомера.
Как и в первый раз, он пошел прямо на звук голоса. Как только подошел — я взяла его и усадила в коробку. Теперь мне показалось, что он озадачен: разве мы уже этого не делали? Тогда я опять перешла к мискам, и котик еще раз с удовольствием поел консервов. Я вновь поболтала пальцами в блюдце с водой, и Гомер опять начал швырять сухой корм. Я никак не могла понять: он сам получает удовольствие или хочет мне угодить? Пусть так, но для всех заинтересованных лиц будет лучше, если я отодвину блюдце с водой подальше от тарелки с сухим кормом. На этот раз, как только я поболтала пальцами в воде, Гомер подошел и начал пить. Скарлетт и Вашти, когда пили воду, обычно опускали голову прямо в центр блюдца. Гомер, как я заметила, старался прикасаться языком к внутреннему краю, чтобы в рот попадало две-три капли воды за раз. Тут я вспомнила, как в ветеринарной клинике он окунул мордочку в миску с водой. Так вот оно что: наверное, он боится, как бы неприятность не повторилась.
Отрывок из книги «Правила счастья кота Гомера»
Обложка поста: unsplash.com
