Габриэль Гарсиа Маркес — человек, который открыл латиноамериканскую литературу всему миру. Именно он написал «Сто лет одиночества» и породил вселенную, в которую влюбился весь мир. И мы тоже: в МИФе вышла книга о Маркесе, в которой собраны рассказы тех, кто помогал писателю создавать свой нетленный роман. Книга, в которой звучат правдивые рассказы и сущие небылицы.
Ловите несколько отрывков. И помните: никому тут не следует доверять на 100%. Можно лишь с удовольствием читать, слушать и наслаждаться.
1967-й: год, когда случилось землетрясение
Жизнь Габриэля Гарсиа Маркеса
ГРЕГОРИ РАБАССА. Это случилось так же, как случаются землетрясения. Мы не умеем предсказывать землетрясений, однако знаем, что они обязательно произойдут.
ЭММАНУЭЛЬ КАРБАЛЬО. Поразительный случай в истории испаноязычной литературы. Тут явно вмешалась генетика. Какие-то особые гены делают человека великим писателем, к тому же он много и упорно трудился. Он отдавался литературе не безвозмездно, конечно, но работал очень и очень тяжело. И очень, очень организованно. Он создал все условия для того, чтобы писать, ушел со всех работ, назанимал денег, распродал вещи и на восемь месяцев заточил себя в стенах своего дома. Вся его семья, его жена, его сыновья, его друзья — мы все расступились, видя, с какой одержимостью он посвятил себя одному-единственному занятию.
Габриэль Гарсиа Маркес работает над книгой «Сто лет одиночества». Мехико, 1966 г. Фотография предоставлена Гильермо Ангуло
Они жили очень скромно, в тесной квартирке, не позволяли себе никаких излишеств и тратились только на необходимое. Все понимали, что ему требуются покой, время и усердная забота. Благодаря этому — и главным образом его семье и друзьям — он и смог написать роман. Так получилось, что я первым читал этот текст, еще в процессе создания — с момента, как он начал его писать, и вплоть до завершения. А поскольку я каждую неделю прочитывал главу за главой и высказывал свои соображения, то ко времени окончания следующей главы мне уже нечего было править или переставлять местами, потому что все мои пожелания уже были учтены в романе.
МАРИЯ ЛУИСА ЭЛИО. Он давал мне читать отдельные куски. Так у нас повелось: что Габо накануне вечером писал, то он на следующий день нам частями зачитывал… И с самого первого момента было понятно, что это чудо. Он и сам это знал.
Карта региона, где, по идее, должен был возникнуть городок Макондо. Рисунок Эдуардо Марселеса Даконте. Предоставлено Даниэлем Пастором
ГИЛЬЕРМО АНГУЛО. Да ничего такого он не знал. На самом деле он сильно сомневался, что роман ему удастся. Когда же его опубликовали, он прислал мне экземпляр. Я прочитал. Мне ужасно понравилось. Он прислал мне еще один экземпляр. Своего-то у меня уже не было — его пришлось отдать Херману Варгасу, чтобы Херман Варгас передал его Плинио. И кстати, должен тебе кое-что сказать, причем, уверен, что никто не говорил тебе об этом и говорить не собирается: так вот, Плинио напустился на него, потому что роман получился антикоммунистическим. «Как же так? У страны бед и забот полон рот, а ты пишешь всякие небылицы?»
«Упертости, какая для этого ремесла положена, чуваку хватало»
История, из которой читатель понимает, что Габито, хотя и зубоскальничал, однако писать никогда не переставал
КИКЕ СКОПЕЛЬ. Упертости, какая для этого ремесла положена, чуваку хватало. Хоть и выпивал с нами каждый божий день, но всегда книжечку записную под рукой держал… И он же рукопись свою в Аргентину послал, в Мексику и в Испанию тоже, а из Аргентины ему ответили так: «Сеньор Гарсиа Маркес, займитесь каким-нибудь другим делом, потому что писатель из вас никудышный. Ваш роман из рук вон плох. Ломаного гроша не стоит». Единственный, кто его текст хвалил, так это Альфонсо Фуэнмайор. А Альваро — тот, помимо прочего, сказал: «Дерьмо это. Это… хорош уже дурака валять».
Габриэль Гарсиа Маркес в кругу друзей. Фотография предоставлена Хорхе Рендоном
ХУАНЧО ХИНЕТЕ. Габито всегда первоначальный вариант своего рассказа Фуэнмайору давал. Альфонсо — большой умница по части синтаксиса и прочей грамоты… Ходил везде со своей огромной тетрадью, а так как он вечно при пиджаке был, то все бумаги важные по карманам рассовывал. Как он их не терял, не представляю.
КИКЕ СКОПЕЛЬ. Всякий день главу новую писал и потом нам говорил: «Вот, почитайте». А Альваро в ответ: «Кончай дурака валять, делом займись, это ж дрянь дрянью!» Я «Сто лет одиночества» не прочел после публикации, но я до того прочел рукопись двести тыщ раз, потому как этот полоумный что ни день нам оттуда зачитывал; каждую чертову главу, какую накануне ночью писал. Тогда это еще не называлось «Сто лет одиночества». Принесет нам байду эту свою вместе с теми же несчастными пятьюдесятью сентаво, с которыми потом домой спать пойдет. Было в нем упорство… гнул он свое, гнул и гнул, пока та чокнутая баба не нарисовалась — ну, та женщина… Как же ее, испанку-то эту, звали, а?
«Рассказывай дальше»
В этой истории Габриэль Гарсиа Маркес едет в Мехико и пересказывает знакомой весь сюжет книги, которую задумал написать
ХОСЕ САЛЬГАР. Он выиграл премию «Эссо», и то была его первая опубликованная книга. Говорил: «За сим я сворачиваю шею того лебедя, потому что свою книгу наконец-то опубликовал». Несколько экземпляров он раздарил, и они ходили по рукам, но тираж люди не раскупали. Мне он тоже экземпляр дал, вот этот. Он друзьям своим дарил.
Слева: в Париже с раскрытой ладонью, 1954 г. Фотография предоставлена Гильермо Ангуло. Справа: Гарсиа Маркес гуляет с другом по улицам Боготы, 1954 г. Фотография предоставлена архивом газеты El Malpensante
КАРМЕН БАЛСЕЛЬС. Он никогда не хотел, чтобы «Сто лет одиночества» экранизировали. И по сей день его семья отклоняет любые предложения из глубокого уважения к его желанию, и так же, думаю, будет впредь. Но я действительно не понимаю, отчего так, разве что из-за невозможности передать другими художественными средствами всю блистательность этого текста, этого произведения искусства, и воплотить его в ином произведении. Немыслимо даже представить, что фильм может получиться столь же великолепным, как сама книга. И это к любой книге Гарсиа Маркеса относится. Впрочем, я сама часто настаивала на том, чтобы он соглашался на кинематографические предложения, — иногда по финансовым соображениям, а иногда потому, что в проекте участвовали люди, на которых можно положиться; но это факт: написанные в порыве вдохновения фразы крайне сложно воплотить в визуальный образ.
БУ-У-УМ!
История о том, как латиноамериканский роман производит фурор и одни утверждают, что это из-за Габо, а другие не соглашаются
ГРЕГОРИ РАБАССА. Я по-своему скажу, хотя, в общем, подобные формулировки уже устарели. В мое время — в эпоху свинга, джаза — мы выразились бы так: «Это кайф». У бразильцев на такой случай припасено словечко jeito. Подошло бы сюда и испанское duende, но мне больше по душе понятие ángel — магия ангельского очарования. Так вот, у «Ста лет одиночества» определенно есть duende, и это duende зачаровывает, насылает на читателя ангельские чары. Безусловно, я считаю Габо очень сервантесовским по духу. Что в нем такого особенного? Отчего луна не сходит со своей орбиты? У него jeito самобытного писателя.
Габо как прилагательное, как существительное и как глагол
История о том, как Гарсиа Маркес превращается в знаменитого автора «Ста лет одиночества»
РАМОН ИЛЬЯН БАККА. В среде критиков, обозревателей и журналистов многие впали в габопоклонство, устраивают форменный культ, заполонивший все и вся и определенно подавляющий остальных. Особенно тех из нас, кто позже пришел в литературу и пытался писать. Каждый горел желанием создать еще один роман, который тоже станет портретом эпохи. Помню даже, как в роман Агилеры Гаррамуньо «Краткая история всех вещей» засунули нечто вроде закладки с надписью: «Продолжает традиции „Ста лет одиночества“». Куда только не пихали закладки эти, с ними все книги продавали. Ох уж этот разрушительный гарсиамаркизм!
Гарсиа Маркес с подбитым глазом. Предоставлено Rodrigo Moya Photography Foundation
КИКЕ СКОПЕЛЬ. Уверяю вас: спросите кого-нибудь из этих типов, пижонов этих столичных, — так они не поймут и половины того, что в его романе написано. А не поймут, потому что это роман сугубо местного разлива, он о Барранкилье, о нашем побережье. Потому как Колумбия на три отдельные части разделяется: Пайса, затем Качако — это столица и ее округа, и наш край забубенных невежд, как они о нас думают. Так вот, половина качакос, пижонов то есть, книгу ни за что не уразумеют, ведь они и представить не могут, чтобы человек выкидывал все эти фортели, о которых в романе говорится. Нет, это роман совершенно нашего, местного разлива. И ничего в нем не придумано.
«Будто вспышкой ослепило»
История о том, как публикация романа «Сто лет одиночества» производит во всем мире эффект сродни землетрясению и возносит автора в иные сферы
РАМОН ИЛЬЯН БАККА. Всех будто вспышкой ослепило, разве нет? Некоторые «Сто лет одиночества» целыми абзацами наизусть заучивали, целыми страницами. Мне очень понравилось. Я считал этот роман великим, но ослеплен им не был, потому что там описываются вещи, очень близкие к тому, о чем я не понаслышке знаю. Когда он говорит о жизни на банановой плантации и о сеньоре таком-то… Потрясающе, да, но я ее с детства видел, такую жизнь, меня же тетки растили, и на праздниках всех этих… жизнь там оставалась все такой же, для меня узнаваемой. Какое-то подобное чувство у меня возникло.
Альваро Мутис и Гарсиа Маркес. Предоставлено Диего Гарсиа Элио
ГРЕГОРИ РАБАССА. Работая над переводом «Ста лет одиночества», я одновременно вел курс по Сервантесу. И четко видел в повествовании — разумеется, там не было дословных совпадений — ту же манеру, что у Сервантеса. Возьми любое предложение из абзаца, и оно оборачивается иносказанием. Да, Габо и Сервантесу это свойственно. Кроме того, Макондо — вымышленное место, и нечто подобное использовал и Сервантес. Возможно, у него это более завуалировано — мы видим такое, например, когда герцог и герцогиня обещают подарить Санчо Пансе остров и тонко обыгрывают эту свою шутку. Вот откуда проистекают «Сто лет одиночества». Если хочешь написать роман, то лучше всего будет сперва прочесть «Дон Кихота».
КИКЕ СКОПЕЛЬ. И теперь они смеют сравнивать «Сто лет» с «Дон Кихотом».
По материалам книги «Жизнь Габриэля Гарсиа Маркеса»
