Недавно вышла книга Гранта Снайдера «В поиске идей. Иллюстрированное исследование креативности». Родилась она из работ, опубликованных в блоге автора. Уже на обложке он задается вопросами: «Как выглядят идеи? Откуда они приходят?» Впрочем, искусство задавать подобные вопросы ценно само по себе. Снайдер создал нечто уникальное: синтез комикса, философии и поэзии — новый способ уместить вечные темы под одной оболочкой. Мы перевели интервью со Снайдером — получилось занятно.
Знакомьтесь, Грант Снайдер
Детство Снайдера прошло за чтением газетных комиксов в духе «Кальвина и Хоббса» и The Far Side и рисованием в компании брата-близнеца Гэвина. «Наши родители подарили нам мольберт», — вспоминает Гэвин. — «Грант занял одну сторону, а я — другую. Мы отрывали от рулона большой кусок бумаги, прикрепляли его к мольберту, брали фломастеры и погружались в воображаемые миры». Они рисовали пиратов, астероиды, пришельцев, йети и использовали картинки, чтобы рассказывать друг другу целые истории.
«Я продолжал рисовать даже в том возрасте, когда большинство детей уже прекратили, — говорит Снайдер. — Однако серьезно я не занимался комиксами вплоть до старших курсов университета.
Будучи студентом-стоматологом Снайдер получил премию Чарльза Шульца, которую вручают комиксистам (Шульц — известный художник комиксов, автор серии Peanuts про мальчика Чарли Брауна, его пса Снуппи и их друзей, выходившей на протяжении 50 лет). Она включала в себя приз в 10000$ и поездку в Национальный пресс-клуб в Вашингтоне. Это привлекло внимание газеты Kansas City Star, которая предложила Снайдеру опубликовать цикл комикс-стрипов (коротких одностраничных комиксов) «Отсроченная карма».
Блог. Начало
В 2009 Снайдер завел блог «Случайные комиксы» (Incidental comics), который подарил ему свободу рисовать все, что он пожелает. «Когда я стал впервые выкладывать эти комиксы в интернете, — говорит Снайдер. — Никто их особенно не читал, так что никакой важности они из себя не представляли». Впрочем, вскоре уже тысячи читателей посещали страницу ради любимых еженедельных стрипов. Потом Снайдера пригласили рисовать остроумные комиксы для The New York Times и New Yorker.
Джеффри Киндли, сценарист, поэт и журналист, поговорил с Грантом Снайдером через несколько дней после выхода его книги.
Джеффри Киндли: Ты называешь свои работы «самоанализом в режиме самообслуживания», но, кажется, им вполне подходит термин «философские». Работая над иллюстрированным исследованием креативности, ты рисуешь образы бесконечных вариаций мысленной активности — один стрип даже называется «Внутреннее десятиборье». В результате получается своеобразный комикс о мышлении, и я не могу припомнить, чтобы кто-то занимался подобным прежде.
Грант Снайдер: Мне нравится этот термин — «комикс о мышлении». Он отражает цель почти всей моей работы — выразить ментальное состояние в графической форме. Я также стараюсь (и иногда мне это не удается) нащупать более тесную связь между комиксом и поэзией. Оба используют предельно концентрированное высказывание, мощную образность и в идеале должны дарить читателю новые смысле. Последнее время я одержим поэзией Билли Коллинза. Я даже пытался подражать его манере следовать за идеей, куда бы она ни вела. В его стихах часто рассматривается процесс написания текстов, что значимо для меня как для писателя, однако его взгляд на баланс между литературой и жизнью совершенно нетривиален.
И все-таки я стараюсь не думать об этих вещах, когда рисую каждый отдельный комикс. Я обнаружил, что в моем случае иметь большие амбиции (скажем, планировать серию комиксов по заданной теме или составлять схему своих будущих творческих проектов) означает уходить в сторону от исследований и открытий, которые должны присутствовать в каждом новом стрипе. Возможно, в этом причина того, почему я предпочитаю работать небольшими короткими порывами вдохновения: я всегда предпочту создать одну самостоятельную страницу, нежели целое эссе или графический роман. Как читатель длинному стихотворению я предпочту хайку. Мой разум нетерпелив.
Многие из комиксистов, которыми ты восхищаешься — Мэтт Грейнинг («Симпсоны»), Б. Клибан, Роз Чест, Том Голд («Голиаф»), Крис Вэйр (Building Stores), Дэниэл Клоуз («Пэйшенс») — имеют несколько желчный взгляд на мир, а твоя манера нетипично открытая и восторженная. Ты не чувствуешь себя аутсайдером на фоне остальных комиксистов?
Нет, на самом деле я довольно близок к стереотипному комиксисту: ворчащий, немного мизантропичный интроверт. Это мой базовый режим видения мира. Возможно, это так из-за одиноких часов, проведенных за рабочим столом? Восторженное настроение моих рисунков — это попытки преодолеть естественный способ видения мира.
К тому же, немалая часть восторга и радости в моих комиксах соседствует с тяжелой фрустрацией. Скажем, один из моих стрипов называется «Биться о стену». Здесь каждый открывающий кадр — это некая творческая стена, способ преодолеть которую я предлагаю на следующих картинках. В качестве метода, например, рассматривается вариант прискакать на лошади, воткнуть в землю копье и таким образом перемахнуть через стену. В моменты фрустрации я всегда ищу способ выбраться из этого состояния.
Это тонкая грань: вдохновляющие речи довольно легко могут стать слишком сентиментальными. Иногда я нахожу верный баланс, иногда нет. Конечно, быть циничным проще, чем искренним, но для меня искреннее высказывание гораздо сильнее.
Для некоторых может стать сюрпризом то, что ты — ортодонт из Уичито, а еще муж и отец троих детей. Люди часто воображают, будто художники посвящают работе 24 часа в сутки семь дней в неделю. У тебя есть роскошный комикс «Основная работа поэтов», в котором среди прочих упоминаются Ульям Карлос Ульямс, педиатр; Уоллес Стивенс, страховой агент; Роберт Фрост, неудавшийся земледелец; и Т. С. Элиот, банковский клерк. Почему, как думаешь, мы ожидаем, что художник будет выше всей этой ежедневной рутины?
Во многом это проистекает из непонимания того, как создается искусство. Люди склонны полагать, что вдохновение, открытия и радость творения — это то, из чего по большей части состоит креативный процесс, что художники живут в этом волшебном мире идей. Но на самом деле большую часть времени ты отступаешь, разочаровываешься, переделываешь, переделываешь снова, выбрасываешь, начинаешь заново и бесконечно бьешься над этим до последних дедлайнов.
Творческий процесс — кроме тех редких моментов чистого вдохновения — это самая настоящая обычная работа. Она лежит на твоем рабочем столе и требует, чтобы ею занимались ежедневно. Только так ее и можно сделать. Даже когда вдохновение не приходит, ты все равно обязан сидеть в своем кресле, иначе ничего не будет закончено никогда. Эти моменты скрыты от глаз общественности, никто не видит этих часов за рабочим столом в ожидании идей, никто не видит часов редактирования и работы над ошибками. Они видят лишь конечный продукт.
Когда ты выделяешь время для творчества? Ранним утром или поздней ночью?
С годами мое расписание менялось. Когда я учился в стоматологическом колледже, я проводил всю субботу, рисуя комиксы. Для меня, моей жены, и любого, кому хватило невезения оказаться со мной поблизости в то время, это был стресс.
Когда родилась моя дочь, я осознал, что этот способ больше не годится. Постепенно я перевоспитывал себя и наконец превратился в жаворонка. Теперь большую часть рабочей недели я просыпаюсь в 5.30, завариваю себе кофе и рисую за своим столом час или два, прежде чем отправиться на работу. Кажется, что это не так уж много времени в день, но если я придерживаюсь расписания, за четыре или пять дней в неделю эти часы складываются в довольно внушительный отрезок времени.
В ранние утренние часы меня никто не отвлекает: нет писем, на которые надо отвечать, нет маленьких детей, которых нужно накормить или которые требуют почитать им книжку. Часто я хочу отключить будильник, но все же напоминаю себе — четкое расписание и творческое уединение необходимы мне, чтобы что-то закончить.
Ты очевидно очень дисциплинирован.
Я стараюсь таким быть! У меня есть внутреннее обязательство публиковать хотя бы один стрип в неделю. Когда мне этого не удается, я чувствую себя немного бесполезным. Наверное, это не самый здоровый подход, когда твое самоуважение зависит от творческой продуктивности, но это часть моей личности. С тех пор как я начал еженедельные комиксы в 2009 году, я как правило всегда достигал цели. Каждую неделю я надеюсь, что страх перед чистым листом меня наконец отпустит. Но он никогда не отпускает. В книге есть комикс, который называется «Творческое мышление». Там из кадра в кадр я сижу за рабочим столом и повторяю: «На это раз я знаю, что делаю».
Иногда кажется, что чем больше я рисую комиксов, тем сложнее мне это дается. В ответ на многие идеи мне приходится говорить себе: «Я уже делал так и оно сработало, я не могу повторить это снова». Я должен искать новые пути. К счастью, пути бесконечны, просто каждый раз я должен открывать их заново.
В своих комиксах ты часто ссылаешься на писателей и художников — Харуки Мураками, Джордж Саундерс, Джорджия О’Кифф, Рене Магритт. Все эти игровые аллюзии — для чего они тебе?
В старшей школе со мной случился момент просветления. Мы всей семьей поехали в отпуск и провели день в Институте искусств в Чикаго. Я был сражен наповал их коллекцией современного искусства. Там был гигантский портрет Мао работы Уорхола, умопомрачительные работы Сальвадора Дали, «Полуночники» Эдварда Хоппера. Некоторые картины я видел прежде в книгах, некоторые не были похожи ни на что, что я видел прежде. И как раз в это же время я начал пробовать себя в написании текстов. Одним из первых моих опытов стало описание впечатлений от той поездки и увиденных мною произведений искусства.
Но, если говорить чуть более прагматично, я всегда ищу источник для новых слов и картинок. Это забавно, когда в комиксе ты можешь вступить во взаимодействие с любимой картиной. Я проворачивал это множество раз с картинами Джорджии О’Кифф, портретами Магритта, городскими пейзажами де Кирико.
Я всегда погружаюсь в творчество понравившегося авторов с головой, и, конечно, их работы ощутимо влияют на мои комиксы. Самый очевидный пример — «Бинго Харуки Мураками», опубликованное в книжном обозрении The New York Times. После прочтения почти всех его книг я свел важные для Мураками мотивы в один стрип, имитирующий поле для игры в бинго. Я получил немало писем от фанатов Мураками и даже одобрение его агента и одного из переводчиков.
В книжном обозрении The New York Times у тебя выходил еще один блестящий комикс — «Сотвори себе мемуары». Варианты биографии, которые ты предлагаешь на выбор — состояние, полученное по наследству, только что сколоченное состояние, вообще никакого состояния; побег от реальности к тяжелым наркотикам, тяжелой жизни в цирке или тяжелому граниту науки — по твоим словам, вдохновлены «Искусством мемуаров» Мари Карр. Каждая панель вышла уморительно смешной. Кажется, ты получаешь немало удовольствия, подшучивая над всем и вся?
Да, это точно. Сам процесс создания комикса может быть довольно утомительным, так что я ищу способы его оживить. Я очень ценю, когда читатели подмечают эти маленькие, скрытые шутки.
Я люблю использовать кадр-вступление, за которым следует панели, переворачивающая смысл исходной картинки. Когда это возможно, я возвращаюсь в конце к первому кадру, слегка его видоизменяя. Пока рос, я каждую неделю читал в газете колонку юмориста Дэйва Барри, так что его стиль отложился где-то у меня в подсознании. Мне нравится его манера начинать с небольшой шутки, которую он затем развивает в нескольких направлениях, чтобы в конце вернуться к тому, с чего начал, и тем самым обогатить когда-то простую шутку новыми смыслами, делая ее глубже.
Другую часто мною используемую технику я позаимствовал из книжек-картинок: я помещаю в каждый кадр птичку или кошку, которые изначально являются лишь свидетелями, но постепенно оказываются втянуты в происходящее. Это добавляет нарративу дополнительный слой.
В интервью в 2014 году ты говорил: «Я часто ощущаю, что мои работы недостаточно искренние, недостаточно личные. Разумеется, я делюсь определенными мыслями и чувствами, но редко добираюсь до глубоких психологических тем вроде тех, которыми занимается великая литература. В своей работе я никогда не делился тем, что заставляло чувствовать себя неуютно, хотя надеюсь, что однажды мне хватит художественной смелости этим заняться».
Спустя три года есть ли тебе что сказать по этому поводу? Не беспокоит ли тебя то, о чем ты пишешь в «Природе амбиций»: что «в погоне за величием тебе придется работать больше! Быстрее! Оригинальнее! До тех пор, пока ты, наконец, не потеряешь контроль?»
О, это сложно. Кажется, я немного привык быть ранимым в своем творчестве. Если ты не покажешь читателям уязвимую сторону, прочной связи между вами не получится. Ведь только открытая и честная работа становится отражением действительности.
Что касается амбиций, я бы хотел иметь возможность отстраниться от репутации, построенной на моих прошлых работах, на символическом капитале прошлых публикаций, отстраниться от волнений о публикации следующих проектов и реакции социальных медиа, которая может последовать. Я хочу фокусироваться лишь на странице прямо перед собой. Конечно, это почти невозможно сделать. Но когда я сосредотачиваюсь на исследовании идеи и получаю удовольствие от самого процесса, работа получается лучше всего.
«В поиске идей» — очень систематизированная книга: 10 глав, где каждая представляет собой один из компонентов гениальности. Но и каждая глава сама по себе — вдохновляющая структура. У тебя потрясающая способность фокусировать и классифицировать, фиксировать идеи на странице, словно бабочек в альбоме, но при этом в послесловии ты рассуждаешь о редакторской правке в духе современного де Монтеня. В Cogito ergo sum ты говоришь: «Я мыслю, следовательно путаюсь в мыслях. Я мыслю, следовательно сожалею. Я переосмысливаю, следовательно пишу». Какие мысли у тебя теперь? О чем будешь писать дальше?
Говоря о фокусе, вообще-то моя изначальная задача — растянуть каждый комикс на четыре или пять страниц, просто результат оказывается нечитабельным. Редактируя и сжимая, я стараюсь создать нечто пригодное для печати и демонстрации в сети. Это очень выверенный и структурированный процесс, фактически дизайнерская задача. Гораздо сложнее редактировать нечто, что и так уже доведено до состояния дистиллята.
Что касается новых проектов, я бы хотел заняться книгой о чтении, письме и литературе. В идеале она должна выглядеть так же, как «В поиске идей». Мне кажется, мой редактор, дизайнер и остальная команда проделали невероятную работу над этой книгой.
Я бы еще хотел выпустить книжку-картинку, это одна из моих любимых форм. Впрочем, процесс это непростой. Уже второй или третий год я нахожусь в состоянии вечного ложного старта, переосмысления и новых начинаний. Но я предан своему делу и знаю, что однажды все сложится. Я бы хотел когда-нибудь начать создавать и комиксы для взрослых, и книжки-картинки для детей. А еще лучше: комиксы и книжки-картинки, которые понравятся и детям и взрослым.
Почитать главу «Я и музы» из книги «В поиске идей» можно на этой странице→
Беседу вел Джеффри Киндли
16 Июля, 2017 года
Источник: lareviewofbooks
Перевод: издательство МИФ
